Арслонтандиливкак и одушевление

- Арслонтандиливкак! – строго позвал папа из кухни.
Арслонтандиливкак вздохнул и побрел на кухню.
- Здравствуйте, родитель! – поклонился он. – Что на этот раз натворил ваш непутевый сын? Чем вызвал он гнев своего единоутробного отца? Чем плоть от плоти разозлило плоть?
- Не смей называть отца плотью. – строго сказал папа.
- Ага. Я значит, согласно твоим же утверждениям, плоть от плоти твоей, а ты стало быть уже и не плоть вовсе? – удивился Арслонтандиливкак.
- эээ. Ну в общем... – смешался папа. – Единоутробным отцом зато я быть никак не могу. Ага? Съел?
- Это оксюморон, родитель. – улыбнулся Арслонтандиливкак.
- Я посмотрю потом в интернете – что такое оксюморон и молись, чтоб этот термин оказался мне по душе. – пригрозил папа.
- Я могу тебе объяснить. Оксюморон – это...
- Я сказал – сам посмотрю! - перебил папа.
- Вот и вырос папка! – умильно вздохнул Арслонтандиливкак. – Ну удачи тебе. Пока.
И пошел из кухни.
- Пока, Арс. – кивнул хихикая папа и вдруг опомнился. – Стой! Арслонтандиливкак, вернись! Вечно ты меня забалтываешь, чтоб я забыл чего звал тебя.
- Не сработало. – вздохнул Арслонтандиливкак возвращаясь. – Что тебя рассердило, родитель?
- А с чего ты взял, что мне есть на что сердиться, а? – применил хитрый прием папа. – Значит ты что-то натворил все таки? Может признаешься сам?
- Неа.. Не вырос папка. – вздохнул Арслонтандиливкак. – Ты ж меня полным именем назвал. Всем известно, что когда интеллигентные и образованные отцы сердятся – они называют своих сыновей полными именами. Николями вместо Колек, Александрами вместо Сашек, Арслонтандиливкаками вместо Арсов.
- Уел. – кивнул папа, польщенный тем, что его назвали интеллигентным и образованным – Есть такое. Не знаю, почему..

- Наверное им кажется, что так строже и официальнее звучит. – предположил Арслонтандиливкак. – Тогда ребенок понимает, что разговор предстоит серьезный и заранее настраивается на серьезный лад.
- Наверняка. – согласился папа. – Чтоб ребенок не полез, допустим, обниматься и целоваться с отцом, а тот, в свою очередь, не размяк и исполнил свой педагогический долг. То есть, свершил акт воспитания до конца.
- Логично. – кивнул Арслонтандиливкак. – Очень трудно воспитывать сына и говорить ему «Ах ты такой-сякой позоришь отца!», если сын в это время висит у отца на шее и приговаривает «Папулечка, ты у меня самый лучший папка!». Наверное.
- Вот-вот. – кивнул отец. – Хорошо, что понимаешь. Молодец.
- Ну я пойду? – спросил Арслонтандиливкак.
- Иди. – кивнул папа, но опять спохватился. – Нет! Стой! Арслонтандиливкак!
- Опять не вышло. – вздохнул Арслонтандиливкак. – Ну ладно. Выкладывай. Чем недоволен-то? Что я, непутевый, опять натворил?
- Ты мне можешь рассказать, что случилось с радиоприемником? – спросил папа. – Почему он так тягостно молчит?
- Он лишился дара речи. – ответил Арслонтандиливкак. – Теперь он отдыхает душой. И ему теперь хорошо.
- Зато мне теперь плохо. – сказал папа. – Я привык слушать новости за завтраком и музыку. А сегодня я ел, ощущая себя глухим.
- А ты поставь себя на место приемника. – сказал Арслонтандиливкак. – Каждое утро говорить чужими словами, петь какую-то безрадостную чушь, безудержно лажая, скармливать тебе заведомую неправду... Каково ему, а? А теперь он молчит и счастлив! Это же гуманизм чистой воды по отношению к радиоприемнику! И к тебе, между прочим, тоже.
- То что он теперь счастлив – ты меня убедил. То что я теперь спасен от масс-медиа – тоже допустим. – кивнул папа. – Ты мне можешь объяснить почему радиоприемник не только счастлив, но и весь мокрый? От счастья взмок?
- Нет. Взмок он от воды. – пояснил Арслонтандиливкак. – Я его в ванну окунал. Вчера. Пробки аж выбило.
- Зачем? Ты крестил включенный радиоприемник? – несказанно удивился папа.
- Да ну. Ты думаешь, что я дурак совсем что ли? – обиделся Арслонтандиливкак. – Это был научный эксперимент. Ну или антинаучный, если с твоей точки зрения. Могу рассказать, если тебе интересно.
- Ну-ка, ну-ка. – приготовился слушать папа.
- Сначала вводную – есть предметы неодушевленные. Типа табурета, ботинок, зеркала, или того же радиоприемника. А есть одушевленные...
- Типа тебя. – кивнул папа. – Любимый радиоприемник отца грохнуть – деяние достойное слабоодушевленного предмета.
- Реплики потом. – строго сказал Арслонтандиливкак. – Ну так вот. Предположив, что неодушевленные предметы считаются таковыми просто потому, что лишены возможности разговаривать, и что умение разговаривать – еще не признак существование души, например – попугаи. Ну или дворник наш, который меня вчера ни за что обозвал матерно и совком в меня кинул – разговаривает, но душа у него навряд ли есть. Ну или там еще другие говорящие животные...
- Которые отцовский радиоприемник в ванной топят. – опять прервал папа.
- Я сейчас прекращу объяснять и дам тебе проораться. – пригрозил Арслонтандиливкак. – Что тоже будет оспаривать факт существования в тебе души. Говорить дальше?
- Молчу. – пообещал папа. – Говори.
- Воот. Собственно вопрос стоял так – нельзя ли перенести дар речи на неговорящие предметы. С говорящих. Говорящий предмет – твое радио. Я знаю, знаю. Ты скажешь о диджеях и дикторах. Ты их видел когда-нибудь? Я – нет. Даже если предположить, что видел нескольких – где гарантия, что радио не говорит их словами, просто потому что считает, что так надо. Вот сейчас диджеи говорят, а радиоприемник – молчит. Потому что дар речи я у него забрал. Ну или он сам решил, что далее можно не говорить, пройдя очищение водой. Пока все понятно?
- Угу. – фыркнул папа. – Пока все прозрачно. Ахинея.
- Да, да. Я продолжу. – кивнул Арслонтандиливкак. – Если радиоприемник лишается способности говорить, окунувшись в воду, где он теряет свой дар речи? Правильно! В воде! Стало быть, резонно было бы предположить, что дар речи остается в воде.
- Бред! Ну бреееед же! – взвыл папа. – Это короткое замыкание! Оно выводит радиоприемник из строя! Там просто что-то сгорает.
- Какая разница, как называть вещи? – поднял бровь Арслонтандиливкак. – Короткое замыкание, длинное замыкание, лишение дара речи, лишение стимула к разговору – все это может быть попросту разными названиями одного явления. В общем, я предположил, что в воде остается то, что заставляет радиоприемник говорить.
- Слава богу, что ты не решил, что после телевизора в воде останется то, что заставляет телевизор не только говорить, но и показывать. – вздохнул папа.
- Была такая мысль. Но побоялся, что ты поведешь себя неадекватно. Я решил попробовать на радиоприемнике. Потом набрал воду из ванной в пульверизатор и обрызгал твои ботинки. Они не заговорили.
- Ты намочил мои ботинки?! – вскричал папа.
- Дважды. – кивнул Арслонтандиливкак. – В первый раз я решил, что концентрация слишком мала и ботинки поэтому не говорят. И тогда я решил выпарить воду. Между прочим, это трудно – выпарить целую ванну воду. Я выпаривал в электрочайнике, до одной десятой объема и сливал в ведро. Пока не образовалось ведро концентрата.
- И сырость на кухне пока не образовалась. – зарычал папа. – С утра проветриваем.
- Тогда я обрызгал твои ботинки еще раз. Но уже концентратом. – не обратил внимания на рычание папы Арслонтандиливкак. - И тогда все подтвердилось!
- Что подтвердилось? – не понял папа.
- Твои ботинки заговорили. Тебе, кстати, надо чаще менять носки. – спокойно ответил Арслонтандиливкак.
- Бред. Говорящих ботинок не бывает. – убежденно сказал папа.
- Конечно. Гораздо проще все отрицать, чем выйти в прихожую и поговорить со своими ботинками. – ехидно сказал Арслонтандиливкак.
- Угу. Я вот сейчас сбегаю до прихожей и спрошу у них - как они думают дойти до работы мокрыми! И если не добьюсь внятного ответа – пеняй на себя. – пригрозил папа и пошел к обувному шкафу.
- Выглядишь фигово. – сказало зеркало в прихожей папе. – Прическа ни к черту и килограмм десять лишних.
- Чтооо?! – испугался папа.
- Я зеркало тоже обрызгал. – крикнул из кухни Арслонтандиливкак.
- Да я ж и не говорю ничего нового для тебя! – захихикало зеркало. – Чего ты пугаешься?
- Что за жизнь у человека, а?! – закричали радостно из обувного шкафа. – Выглядит фигово, ботинки мокрые, носки вчерашние....Вот же свалилось.
Папа тихонечко всхлипнул и метнулся в спальную к комоду.
- Паап? Ты чего молчишь? – крикнул из кухни Арслонтандиливкак. – Иди сюда – тут радиоприемник твой заговорил. Своими словами, правда. Умные вещи говорит, кстати. Ты чего молчишь там?
- Физкультурой решил заняться наверное! – пробасило зеркало. – Отжимается, наверное.
- Летние туфли небось достает. – обиделись ботинки.
- Цыц все! – закричал папа. – Носки я меняю! Носки!
- Под меня не бросай только, я тебя прошу. – попросила кровать, на которой сидел папа.
- Арс! Это хулиганство! – закричал папа. – Тебе так интересно то, что может тебе рассказать наша кровать?! Как ее заставить замолчать?
- Я случайно попал на нее. Вытри тряпкой мокрой. – отозвался Арслонтандиливкак. – Концентрация и уменьшится. Делов-то.
- О дааа. Помой меня, деткаа! – захихикала кровать.
- Мы все будем чисто немыми! – подхватили ботинки и зеркало.

Пучок моралей:
1. Ммммм... как орбит-мораль
2. После дня рождения Дмитсергеича я купил себе Орбит-Перегар.
3. Все зло мира - от похмельных морализаторов.
4. Никакой морали, сталбыть, не будет.