"Война & мир". Запад пожаловал в Россию со своим самоваром?..

Судя по рейтингам, добротная с многомиллионным в долларовом исчислении бюджетом телевизионная версия «Войны и мира» не слишком взволновала и увлекла наших телезрителей - 4% при доле 12%. На фоне показателей сильно мелодраматического сериала «Капкан», шедшего параллельно и в те же временные отрезки (12% при доле 24%) это просто провал.

На фоне интереса западноевропейского потребителя, если сравнивать его и наши культурные приоритеты, мы тоже не очень хорошо выглядим. В Италии Толстого посмотрел каждый четвертый гражданин этой страны. И во Франции его хорошо смотрели. И, надо думать, вся Западная Европа благожелательно отнесется к войне 1812-го года, пробудившей в экзотической России национально-патриотические чувства и круто изменившей судьбы двух замечательных семейств - Ростовых и Болконских.

Впрочем, массовый российский телезритель не должен сильно переживать на сей предмет - профессиональная критика (в том числе и западная) довольно низко оценила художественный результат работы сборной команды европейских кинематографистов. Так что непонятно, какой массовый зритель выглядит по части эстетической разборчивости предпочтительнее - наш или "ихний?

Чем мы еще можем утешить наше самолюбие?

Между прочим, и тем, что и мы пахали. В кинопродукции семи стран есть и наш вклад - три русских актера были заняты в этом мероприятии.

Утешиться можно, коли мы имеем основания огорчаться по поводу художественной неудачи, и тем, что вклад-то наш на поверку пустяшный. Всем троим нашим актерам достались роли малюсенькие, хотя и статусные - Кутузов (Владимир Ильин), император Александр I (Игорь Костолевский), Николай Ростов (Дмитрий Исаев).   

Самое же большое утешение и оправдание для российских телевизионных функционеров в том, что там, на Западе, обыватель, имеющий о нашей стране представления, как о дикой стороне, как о медвежьем угле, увидит собственными глазами, какие мы исстари были духовными, душевными и сердечными. Имидж, мол, - все. А в порядке нагрузки к оному, западноевропейский зритель может узнать, что хотя война - штука зрелищная, эффектная, кинематографически выразительная, все-таки, любить, танцевать вальсы и кадрили, любоваться на луну, жениться и рожать лучше, чем убивать и околевать от голода и ран в антисанитарных условиях.

Стало быть, будем считать, что имидж России выиграл в глазах мировой общественности. А выиграл ли имидж Толстого как великого писателя?  Выиграл ли имидж романа как великого литературного произведения? Это все вопросы с многоточиями.

Так или иначе, но мы можем заявить со всей ответственностью: у нас, у российских, собственная гордость. И нечего, мол, жаловать к нам, на родину тульского писателя Льва Николаевича Толстого со своим западноевропейским самоваром. Нам, мол, смешна эта самодеятельность...

Если бы все было так просто... Если бы причина отторжения этой импортной «Войны и мира» состояла бы только в национальной гордости великоросса...

Экранизация Сергея Бондарчука, на мой вкус, была далеко не конгениальной оригиналу. Но она создавала, по крайней мере, у зрителя иллюзию вчитывания в первоисточник, погружения в космос Толстого. А здесь - стремительное листание многостраничного текста и торопливая пробежка по его строчкам и буквам.

Скоро роман сказывается, а еще быстрее на экране дела делаются. Шел Пьер по улице, никого не трогал, тут его кто-то  увлекает в дом, где пьяный Долохов опрокидывает в себя бутылку, стоя на подоконнике. Пьер уже хотел повторить этот гусарский экстрим, как его отвлекли, и какая-то малознакомая дама потащила к одру умирающего папеньки, где распутница Элен и ее демонический папаша пытались завладеть завещанием графа Безухова. Хорошо, что не успели, и незаконнорожденный увалень в круглых очках стал обладателем громадного богатства. Плохо то, что его тут же и окрутили  Василий  и Элен корысти ради.

С такой же скоростью разворачиваются события  вокруг Наташи Ростовой. Первое знакомство с князем Андреем, полнолуние, многовековой дуб, помолвка, тут же приставания Анатоля, безотчетная страсть, истерика, отравление и т.д.

Трудно избавиться от впечатления, что ты смотришь мыльную оперу. Правда, добротную оперу. Экранизация «Война и мир», осуществленная Робертом Дорнхельмом, американским гражданином румынского происхождения, надо признать - «мыло» хорошего качества. И не более того.

На такого рода суждения обыкновенно отвечают: «Ну, и пускай «мыло». Зато после такого дайджеста, такого легкокрылого визуального анонса телезритель пожелает взять книгу и прочитать ее от корки до корки. Уже польза».         

Меня всегда умиляли обольщения отечественной интеллигенции на тот счет, что массовый читатель гораздо культурнее, тоньше, проницательнее массового зрителя.  Что тот, кто бегает глазами по строчкам, способен вычитать в произведении нечто большее, чем тот, который глазеет на экран.

Большинство экранизаций классических литературных сочинений - это всего лишь квинтэссенция клишированных представлений о первоисточниках массового читателя. 

Русский дооктябрьский кинематограф перенес на экран почти всю русскую классику ХIХ века - от Пушкина до Горького. «Войну и мир» успели экранизировать дважды, если я не ошибаюсь.

Так вот, весь этот визуализированный мир литературных образов представляет собой собрание читательских клише и стереотипов. Сегодня это абсолютно мертвый мир теней некогда живых героев.

Классика оживает только в интерпретациях. Причем только в таких, какие оставляют место для интерпретации со стороны зрителя. Таковыми были экранизации японца Акиры Куросавы («Идиот»), итальянца Лукино Висконти («Белые ночи»), наших соотечественников Григория Козинцева («Гамлет») и Глеба Панфилова («Васса»).

Сегодня, в эпоху эскалации массовой культуры, ситуация выглядит несколько иной, чем в первой половине ХХ века. Произошла очевидная и несомненная инверсия в общественно-массовом подсознании высоких и низких жанров. Развлекательные зрелища вышли на первые роли, а высокая культура теснится на полях и в сносках массовой культуры.

Телевидение всего лишь форсировало этот вполне объективный и неуклонный процесс. Довольно беглого взгляда на ежедневный репертуар как нашего, так и зарубежного ТВ, чтобы в этом удостовериться.

Соответственно в корне трансформировалась практика экранизаций для телевидения.

Отдадим себе ясный отчет, что нынешнее мировое ТВ - это тотальная форматизация всего и вся. «Вне формата нет продукта», - говорят ушлые профессионалы ТВ.

В самом деле, разве создатели последней «Войны и мира» экранизировали то, что написал Лев Николаевич Толстой? Сценаристы подогнали эпический роман под формат мыльной оперы, а режиссер с командой более или менее известных актеров его экранизировали.

К слову сказать, теперь этот формат те же сценаристы могут залицензировать и продавать его на медиа рынке. Как продаются форматы реалити-шоу, викторин, ситкомов, драмеди и сериалов.

В Аргентине бы сняли бы свою версию «Войны и мира», со своими национальными звездами, со своими экзотическими пейзажами, со своими историческими реалиями... А в Колумбии - свою. И в Бразилии - свою. Тем более - в Индии, в Китае, Японии, Новой Зеландии...

Все. Договорились: «Война и мир» - формат, «Анна Каренина» - тоже формат. А Толстой - бренд. Как и Достоевский, у которого опять же есть классные форматы - «Идиот», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы». А какой бы формат мог бы получиться из «Бесов»...

Эй, великороссы, у которых собственная гордость, поторопитесь с лицензированием классических сюжетов: этот сегмент телевизионного рынка (назовем его «фикшин-шоу») еще не освоен.  

РИА "Новости" 

© 2007 «Италия по-русски»