В ночь на 15 сентября во Флоренции скончалась от рака Ориана Фаллачи, всемирно известная итальянская писательница и ветеран журналистики.
Непосредственно после событий 11 сентября, когда антиамериканизм стремительно становился массовым явлением, книга Орианы Фаллачи «Ярость и Гордость» («The Rage and the Pride») некоторое время была едва ли не единственным отчетливым выступлением интеллектуала мирового уровня в защиту цивилизации против дикости. В Европе книга моментально стала бестселлером и разошлась миллионными тиражами.
Книга начинается характерным заявлением: «В этот раз вы сами попросили меня заговорить. Вы попросили меня хотя бы в этот единственный раз прервать молчание, которого я придерживалась многие годы, чтобы не оказаться в одной компании с болтливыми насекомыми».
Ориана Фаллачи – знаменитая еще со времен Вьетнама военная журналистка. Автор острых, полемических интервью с Артуром Миллером, Орсоном Уэллсом, Хью Хефнером, Индирой Ганди, Ясиром Арафатом, Ариелем Шароном, Дэном Сяопином, Муамаром Каддаффи и многими другими действующими лицами современной и недавней истории. Киссинджер назвал свое интервью с Фалаччи «самым катастрофическим собеседованием, которое у меня когда-либо было с представителем прессы».
Фаллачи родилась и выросла во Флоренции, в бедной семье, во время войны участвовала в итальянском Сопротивлении. В 1950–1960-х годах она была корреспондентом журнала «Europeo» в Голливуде. Ее друзьми и собеседниками были в разное время Кларк Гейбл и Изабелла Росселини, Мартин Скорсезе и Мария Каллас. Когда ее спросили, в чем состоит секрет ее успеха, она ответила, что никогда не пыталась быть объективной. «Каждое интервью, – говорит Фаллачи, – это мой автопортрет. Это странная смесь моих идей, моего темперамента, моего терпения, всего того, что я вкладываю в свои вопросы. Если тот, у кого я беру интервью, отказывается сотрудничать, он становится ублюдком, фашистом, идиотом».
В 1973 году после многих лет заключения был выпущен из тюрьмы знаменитый греческий диссидент Алекос Панагулис. Три дня спустя Фаллачи сделала с ним интервью, положившее начало двум романам. Первый продолжался три года. «Мне не нужна женщина, с которой я буду счастлив, – говорил Панагулис. – Мне нужен друг, товарищ, сообщник, брат». В 1976 году Панагулис был убит. Вскоре после его смерти Фаллачи закончила книгу о нем – роман «Человек».
Фаллачи – автор двенадцати книг. «Я начинаю работать в восемь утра и работаю до семи вечера, – рассказывает она, – без перерывов на обед и без отдыха. В среднем я выкуриваю пятьдесят сигарет в день. Я не знаю выходных и праздников. Я пишу очень медленно и без конца переписываю. Так я становлюсь старой и больной». Общественной реакцией на ее книги всегда был если не скандал, то, во всяком случае, острая публицистическая полемика. Как выразился один журналист, «Фаллачи пишет паяльной лампой и не всегда аккуратно и осмотрительно, но, по крайней мере, она никогда не лжет».
По большому счету, в ее последних книгах речь идет о равенстве. В этих сочинениях Фаллачи отказывается воспринимать дикаря как идеал естественности. Само собой в той политике кнута и пряника, которую современная цивилизация постоянно проводит в отношении диких масс, всегда приятнее осознавать себя политкорректным кондитерским изделием, нежели рабочим инструментом пастуха. Фаллачи была, в некотором смысле, бичом Божьим, причем независимо от своих политических убеждений она охаживала бока своих читателей как справа, так и слева. В ее понимании на сегодняшний день в мире больше не существует заповедников природной дикости, которые могли бы извинить хамство и жлобство, сделать их «естественность» общественно приемлемой в рамках абстрактного, политкорректного «равенства».
Резко критикуя современную исламскую культуру за ее культ деструктивности, отсталости, изоляции, Ориана Фаллачи по существу выводит эту культуру за пределы этнографической, руссоистской снисходительности и рассматривает ее как действительно равную среди равных, наделяет ее универсальной, глобальной ответственностью. На сегодняшний день это редкий случай трезвого взгляда на вещи среди массового комфортабельного ханжества. В нескольких странах Фалаччи должна была предстать перед судом за оскорбительные высказывания в адрес Ислама. Швейцарский суд даже потребовал ее ареста и экстрадиции из Италии, но итальянский министр юстиции вступился за писательницу, заявив, что свободу слова в его стране еще никто не отменял. Тем не менее новые обвинения со стороны исламских активистов привели к тому, что Фаллачи должна была в декабре появиться перед судом провинции Бергамо. На Земле юстиция, закон, как известно, – на небесах. Последовательный атеист Ориана Фаллачи, я думаю, с удовольствием посмеялась и над тем и над другим.
Многие считают, что достаточно обвинить Орианну Фаллачи в безвкусице, в использовании запрещенных литературных приемов, в несдержанности, в мелодраматизме – короче говоря, в литературной невоспитанности, – чтобы не заниматься критикой ее последней книги по существу. Многим хотелось бы поучить ее писать по правилам: гладко, безобидно, элегантно, и прежде всего именно «объективно», то есть с оглядкой на более или менее сложившееся общественное мнение. Бесспорно, будь ее книги помягче, поосторожнее написаны, они смогли бы вызвать другую, гораздо более снисходительную реакцию в прессе, в литературной, интеллектуальной среде. В самом начале «Ярости и гордости» Фаллачи называет представителей этой среды «насекомыми со статусом». Ее книга была написана, безусловно, не для них. «Я не уважаю литературных критиков, – повторила Фаллачи вслед за Т.С. Элиотом, – почти все они неудачливые писатели». «Точно так же, впрочем, как и многие писатели», – в своё время элегантно закончил Элиот.
«Ревнивые завистники, – продолжает Фаллачи, – их профессия кажется мне презренной». В некотором смысле «Ярость и гордость» выходит за рамки чисто литературного контекста – это одна из немногих значительных реплик в возобновившемся недавно культурном диалоге Востока и Запада, редкий более или менее адекватный ответ на бесконечные и бесконечно злобные инвективы исламских сочинителей в адрес цивилизованного мира.
Литература Фаллачи, на мой взгляд, действительно во многом безвкусна, временами откровенно неуклюжа; она не боится быть посредственной, необоснованной, провинциальной. Вот три отрывка из книги – судите сами.
1. «Вы знаете, кто были Отцы-Основатели? Бенджамин Франклин и Томас Джефферсон, Томас Пейн, Джон Адамс и Джордж Вашингтон? Это не были мелкие юристы («адвокатишки», как их справедливо назвал Витторио Альфиери ) Французской революции. Это не были задумчивые и истеричные исполнители Террора, Мараты, Дантоны, Сен-Жюсты и Робеспьеры. Это были люди, Отцы-Основатели, которые знали латынь и греческий так, как наши собственные итальянские учителя греческого и латыни (если допустить, что они еще есть) никогда их не будут знать».
2. «Чтобы взять интервью у Хомейни, мне нужно было надеть чадру, чтобы надеть чадру, мне нужно было снять джинсы. Чтобы снять джинсы, мне нужно было найти укромное место. Естественно, я могла это сделать в машине, в которой я приехала из Тегерана. Но переводчик не позволил мне этого сделать. Вы-сошли-с-ума, вы-сошли-с-ума, вас-здесь-за-это-застрелят. Он предпочел доставить меня в бывший Королевский дворец, где благосклонный привратник разрешил нам воспользоваться бывшей Тронной комнатой.
Честно говоря, я чувствовала себя как Дева Мария, которая ищет приюта в сарае, согретом дыханием осла и быка, чтобы произвести на свет младенца Иисуса. Но Коран запрещает неженатому мужчине и незамужней женщине находиться без свидетелей за закрытыми дверями, и, увы, дверь неожиданно открылась.
Мулла, ответственный за Моральный Контроль, ворвался в комнату, крича стыд-стыд, грех-грех, и нам оставалась только одна возможность не быть застреленными: пожениться.
Подписать временный (на несколько месяцев) брачный сертификат, которым мулла размахивал перед нашими лицами. Проблема заключалась в том, что у переводчика была испанская жена, женщина по имени Консуэло, которая совершенно не была расположена принять полигамию, и мне тоже совершенно не хотелось выходить замуж, менее всего за иранца, у которого есть жена-испанка».
3. «Очевидно, моя родная страна, моя Италия – это не сегодняшняя Италия. Заговорщическая, вульгарная, жирно-тупо-счастливая Италия итальянцев, чья единственная забота – это пенсия к полтиннику и чья единственная страсть – это заграничный отпуск и футбольный матч.
Гнилая, тупая, трусливая Италия маленьких гиен, которые продадут свою дочку в бейрутский бордель ради того, чтобы пожать руку голливудской звезде, но которые, когда Осама-бен-ладеновские камикадзе превращают тысячи нью-йоркцев в горы праха, похожего на молотый кофе, фыркают презрительно: хорошо-это-пойдет-Америке-на-пользу».
Симпатию вызывает известная неоформленность высказывания. Действительно, говорить о сложном простым языком – это большое, редкое искусство.
Мало кто владеет сегодня этим искусством и мало кто, исключительно в силу требований моды, хочет им владеть – и потому львиная доля современной публицистики, критики, эссеистики пишется родственным бюрократическому канцеляриту универсальным новоязом, в гуще которого кочующие из сочинения в сочинение банальности, штампы и клише массового сознания обрастают мало-помалу гигантским количеством замысловатых референций, отсылок, аннотаций, короче говоря, совершенно уже невыносимым гипертекстуальным балластом; любой сомнительный тезис, да что там – любой, даже самый вопиющий идиотизм тонет в насыщенном звучными именами контексте.
На этом фоне книга Фаллачи выглядит приятным исключением: речь в ней идет о вещах не самых сложных и высказывание, в данном случае его интонация, его манера – вполне соответствует своему предмету; обилие обиходных выражений, ругательств и восклицаний сообщает тексту живость и непосредственность.
22 февраля 2006 года президент регионального совета Тосканы вручил Ориане Фаллачи золотую медаль – как «символу Тосканской культуры в мире». Достаточно вспомнить хотя бы нескольких предшественников писательницы в рамках этой культуры, чтобы представить себе всю монументальность этой на первый взгляд скромной награды.
Тем не менее сила и убедительность Фаллачи были именно в живом, непосредственном и полнокровном отклике на сегодняшние события, в безоглядном и бескомпромиссном участии в них. Жизненный, индивидуальный опыт позволял Орианне Фаллачи говорить откровенно.
Многократно раненная, объездившая весь мир, прошедшая многие войны и написавшая о них, смертельно больная одинокая жительница Флоренции и Нью-Йорка – это была настоящая современная трагическая фигура.
Деловая газета «Взгляд»
© 2006 «Италия по-русски»
