Казалось бы, какие «охотничьи» впечатления можно привезти из путешествия в Рим – шумный и жаркий город, наводненный толпами поджаренных на ярком итальянском солнце туристов, осаждающих Колезей, Императорские Форумы, Пантеон и Ватикан.
Но если сойти с маршрутов, протоптанных поколениями желающих «увидеть» вечный город, то можно найти удивительные вещи. К примеру, Национальный музей этрусского искусства на Вилле Джулия (ит. Museo Nazionale Etrusco di Villa Giulia), расположенный в бывшей загородной летней резиденции римских пап (http://villagiulia.beniculturali.it/index....). Его нет в большинстве путеводителей, в Википедии (даже на итальянском языке) – лишь пара абзацев.
В пустынных прохладных залах (за время посещения нами была встречена только экскурсия австрийских школьников, которые уныло и неорганизованно бродили по залам или сидели по углам на полу) представлены предметы с потрясающими изображениями сцен охоты и охотничьих животных. Нет смысла искать картинки в Интернет или в иллюстрированных англоязычных или итальянских альбомах. Эти сценки остаются как-то в стороне, они не считаются концептуальными, в отличии, к примеру, от саркофага супругов из некрополя Бандитачча в Черветери, VI в. до н. э. Но нам они могут рассказать о многом.
Однако для начала – небольшая справка, к примеру, из Энциклопедии Кольера (http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/):
Этрусков считают создателями первой развитой цивилизации на Апеннинском полуострове, к достижениям которой, еще задолго до Римской республики, можно отнести крупные города с замечательной архитектурой,прекрасные изделия из металла, керамику, живопись и скульптуру, обширную дренажную и ирригационную системы, алфавит, а позднее и чеканку монеты. Возможно, этруски были пришельцами из-за моря; их первые поселения на территории Италии представляли собой процветающие общины, располагавшиеся в центральной части ее западного побережья, в области, называвшейся Этрурией (приблизительно территория совр. Тосканы и Лацио). Древние греки знали этрусков под именем тирренов (или тирсенов), и часть Средиземного моря между Апеннинским полуостровом и островами Сицилия, Сардиния и Корсика именовалась (и именуется ныне) Тирренским морем, поскольку на протяжении нескольких столетий здесь господствовали этрусские мореплаватели. Римляне называли этрусков тусками (отсюда совр. Тоскана) или этрусками, сами же этруски называли себя расна или расенна. В эпоху их наивысшего могущества, ок. 7-5 вв. до н.э., этруски распространили свое влияние на значительную часть Апеннинского полуострова, вплоть до подножий Альп на севере и окрестностей Неаполя на юге. Покорился им и Рим. Повсюду их главенство несло с собой материальное процветание, широкомасштабные инженерные проекты и достижения в сфере архитектуры... Особенно ценна этрусская живопись, поскольку она дает возможность судить о не дошедших до нас греческих картинах и фресках. За исключением нескольких фрагментов живописного убранства храмов(Черветери и Фалерии), этрусские фрески сохранились лишь в гробницах - в Черветери, Вейях, Орвьето иТарквиниях. В древнейшей (ок. 600 до н.э.) гробнице Львов в Черветери имеется изображение божества между двумя львами; в гробнице Кампана в Вейях умерший представлен выезжающим верхом на охоту. С середины 6 в. до н.э. преобладают сцены танцев, возлияний, а также атлетических и гладиаторских состязаний (Тарквинии), хотя имеются и изображения охоты и рыбной ловли (гробница Охоты и рыбной ловли в Тарквиниях)... Этрусская керамика хороша в технологическом отношении, но в основном носит подражательный характер. Черные вазы типа буккеро с большим или меньшим успехом имитируют бронзовые сосуды (7-5 вв.до н.э.); они часто украшены рельефными фигурами, обычно воспроизводящими греческие образцы.Эволюция расписной керамики с некоторым отставанием во времени следует за развитием греческих ваз.Наиболее своеобразны вазы с изображением предметов негреческого происхождения, например кораблей тирренских пиратов или следующие манере народного творчества. Иными словами, ценность этрусской керамики состоит в том, что по ней мы прослеживаем нарастание греческого влияния, особенно в сферемифологии. Сами этруски предпочитали греческие вазы, которые тысячами обнаружены в этрусских гробницах (ок. 80% известных ныне греческих ваз происходят из Этрурии и южной Италии. Так, ваза Франсуа (в Археологическом музее Флоренции), великолепное творение мастера аттического чернофигурного стиля Клития (первая половина 6 в. до н.э.), была найдена в этрусской гробнице возле Кьюзи».
Относительно «Гробницы охоты и рыбной ловли», упомянутой в энциклопедии Кольера: интересный рассказ и фото из нее, а так же так называемой «Гробницы охотника» можно найти вот здесь:http://www.liveinternet.ru/users/gmaija/post265309320/. Когда-нибудь постараюсь добраться и туда, а сейчас вернемся к коллекции Музея.
Несмотря на такое несколько пренебрежительное описание и вообще принятое в мировой культурологии «забывание» роли охоты, эти сцены на керамических сосудах в музее позволяют наглядно представить себе охотничий мир древней цивилизации.
Для начала — вот эта небольшая прорись с подписью «Сцена охоты на оленей на бритвенном лезвии из Ветулонии. IX в. д. н. э., Городской музей города Гроссето». Один из самых типичных сюжетов со времен наскальной росписи: убегающее стадо животных, которое преследует охотник с луком. Но обратите внимание на одну интересную деталь: древний художник очень четко передал поведенческую особенность животных: первыми бегут оленухи, а самец-рогач замыкает группу. В этом нет ничего удивительного: в отличие от некоторых современных горе-художников, видевших оленей только на фотографиях и в экологических парках, создатель этого рисунка своими глазами наблюдал сцены охоты, если даже не принимал в них участия.
В более поздних и сложных изображениях охотничьи животные прорисованы еще более детально. Так, как, к примеру, на этих двух блюдах, датированных приблизительно 630-580 до н. э.
Вот еще одна довольно обширная, но любопытная цитата из книги «Повседневная жизнь этрусков», Жака Эргона (http://www.k2x2.info/kulturologija/povsedn...): «В лесах и зарослях кустарника в изобилии водилась всевозможная дичь. Когда Рутилий Намациан плыл в родную Галлию, буря вынудила его задержаться в гавани Пизы (впоследствии там вырос Ливорно), и он воспользовался этой вынужденной остановкой, чтобы поохотиться. «Хозяин дома снабдил нас охотничьим оружием и собаками, обученными находить дичь по запаху. Попав в наши ловушки, в широкие и коварные петли наших сетей, там бился вепрь со страшными острыми клыками. Даже Мелеагр с могучими руками устрашился бы к нему подступиться, он вырвался бы даже из хватки Геракла. Но вот над холмами зазвучала труба, эхом от них отражаясь; под песни было легче нести добычу».
Это описание относится к 417 году н. э., однако во всех подробностях, десять веков спустя, воссоздает картины с этрусских памятников, относящиеся ко временам мифического Лавза, сына Мезенция и debellator ferarum (усмирителя зверей): оружие, рогатины, дротики и топоры, собаки, взявшие след, силки из Фалерий, в которые попадается дикий зверь (Tuscus aper Статия), призывные звуки рожка из чащи леса и возвращение с охоты с тушей кабана, привязанной за ноги к шесту, который несут на плечах двое слуг, — все, вплоть до упоминания о калидонском и эриманфском вепрях, будораживших воображение лукумонов, отображено на фризах кладбища Чертоза и фресках из гробниц Кверчьола и Скрофа Нера в Тарквиниях. Охота на кабана, на оленя, на зайца…
В конце Республики (письменные свидетельства относятся лишь к этому периоду, и нигде не сказано, что речь идет о нововведении) на территории Тарквиний существовали заповедные охотничьи угодья площадью десять гектаров, владелец которых, К. Фульвий Липпин, разводил там не только зайцев (благодаря чему такие заповедники обычно называли leporarium), не только оленей и ланей, но и диких баранов. Варрону были известны и более обширные угодья в окрестностях Статонии. Феодальная структура общества и обилие дичи объясняют, откуда взялись охотничьи навыки этрусков. Но возможно, к этому еще примешивались малоизвестные и неписаные народные традиции, некая религиозная близость к миру животных, уходящая корнями далеко в прошлое: далее мы процитируем по этому поводу удивительный текст Элиана о роли музыки в поимке диких зверей у псовых охотников из этрусских преданий... А была еще и охота, где музыка играла важную роль. И речь не только о рожках и трубах, созывавших собак. Элиан в сочинении «О природе животных», написанном в III веке до н. э., говорит об этрусском поверье, по которому именно музыка загоняет дичь в силки: «Среди этрусков бытует поверье, согласно которому кабанов и оленей можно ловить не только сетями и собаками, но и с помощью музыки. Вот как это происходит: этруски расставляют сети и прочие охотничьи принадлежности и снаряжают ловушки; рядом встает искусный флейтист, который наигрывает самые прекрасные мелодии, извлекая из своей флейты нежнейшие звуки, и среди всеобщей тишины и покоя эта музыка легко достигает вершин, долин и чащи леса — одним словом, проникает во все логова и норы животных. Сначала они удивляются и пугаются, но потом чистое и всепобеждающее наслаждение от музыки овладевает ими, и, оказавшись в ее власти, они забывают о своих детенышах и своих убежищах. Обычно животные не любят далеко уходить от родных мест. Но эти, увлекаемые, словно силой чар, завораживающей мелодией, приближаются и попадают в ловушки охотников, становясь жертвами музыки».
Непонятно, откуда Элиан, уроженец Пренесте, хорошо знавший италийские реалии, почерпнул сведения для этого рассказа о «диких зверях», проникнутого мистическим трепетом, и о волшебном воздействии на них музыки. Аристотель знал об этом любопытном способе подманивания, но писал о нем лишь по поводу охоты на оленей: древних поражала восприимчивость этих животных к музыке; кабанов к ним опрометчиво добавили, основываясь на этрусском источнике. Кстати, такой метод охоты — не чистая выдумка. Известно, что в Кот-д’Ивуаре охотники «подманивают антилоп, играя на длинной флейте, и любопытные животные, очарованные звуками, приближаются без опаски и погибают, пронзенные копьем или стрелой». Может быть, рассказ Элиана стал далеким отголоском поэмы, в которой государь-охотник, какой-нибудь неизвестный Гильгамеш или Кир из эпоса Вольци или Клузия, преследовал оленя и кабана в обществе чудесного этрусского Орфея, использующего свой волшебный дар для грубо утилитарных целей. Но здесь всепокоряющим инструментом была не лира, а флейта».
Жак Эргон (Jacgues Heurgon) (1903—1995) – считается выдающимся французским историком античности, но его рассуждения о малоизвестных и неписаных народных традиция, религиозной близости к миру животных, уходящей корнями далеко в прошлое, вряд ли влияли на формирование и применение конкретных способов охоты.
Сюжеты на этрусской керамике представляют и сцены из жизни животных: львы, разрывающие оленя, идущие олени, пасущийся козерог.
Кстати, возможность использования этрусками львов в качестве помощников на охоте кажется мне маловероятной: после поимки оленя парой таких «собачек» самим охотникам вряд-ли что-то достанется, а охота ради самого процесса травли животного или получения его рогов вряд ли привлекала древних охотников ил чисто потребительских и рациональных соображений.
Гораздо более правдоподобна вот такая картина. По-моему, кому-то из охотников не повезло...
Опять же обращает на себя внимание проработка деталей: обратите внимание на гривы волков, изображенных на этом сосуде.
А вот на этой амфоре пастух (судя по посоху) продает или отдает человеку зайца. Обратите внимание, как именно он его держит. Именно так, чтобы животное не могло ни укусить его, ни ударить задними ногами! Не исключено, что речь идет о ручном животном, но правила соблюдения техники безопасности налицо.
Но одно изображение поразило меня больше всего — крышка для сосуда, выполненная в форме головы гончей собаки! Взгляните, насколько четко видны характерные детали — вытянутая морда (но не щипец борзой), аккуратное маленькое треугольное ухо (не путать с черными «ушами» по бокам — это ручки крышки-пробки). Предмет датируется V в. до нашей эры!!! Скорее всего эти гончие предназначались для преследования оленей, о чем свидетельствуют и некоторые изображения (которое кое-кто не сфотографировал...)
А это - болгарская гончая. Никого не напоминает?
Все эти изображения, без сомнения, таят еще много загадок. Вот, к примеру, одна из них. Прорись небольшого изображения. Человек с собакой и оленем. Под ней подпись: «Сцена охоты на ножнах меча (бронза). Ветулония, VIII в. до нашей эры. Музей археологии, города Флоренции».
Но одна деталь не позволяет воспринимать этот рисунок так однозначно — веревка на морде оленя. Что это? Маут, который охотник набросил на животное? Но почему тогда охотничья собака изображена бегущей ЗА охотником, а не между ним и оленем? И почему ее поза и положение ушей и хвоста указывают на абсолютное спокойствие. Да и сам охотник скорее несет копье на плече, нежели пытается поразить оленя. На таких рисунках, несмотря на их примитивность, не бывает случайностей в деталях. Получается, что олень — ДОМАШНИЙ?! Кстати, на одной из более поздних амфор можно увидеть изображение оленя, пасущегося рядом с домашним быком (обратите внимание на форму его рогов).
И напоследок один забавный рисуночек. Очень улыбнуло. Помните изображение разделки животных из начала моего рассказа? Так вот, с тех самых времен ничего не изменилось. Ничто современное древним этрусским охотникам было не чуждо. Или наоборот: современным охотникам этрусское. Изображения с того же сосуда: после удачной охоты — разделка дичи, помыли ручки и вперед — на шашлык!
На этом фоне уже как-то меркнут мраморные статуи, изображающие древних богов, всякие олени святого Губерта и т. д. И, к сожалению, даже «охотничьи» натюрморты в музеях Ватикана.
Кстати, в музеях Ватикана есть пара интересных залов со скульптурами животных. Но туда, увы, не пускают.. Снова дискриминация. Так что пофотографировать удалось только через открытую дверь.
Ну и конечно же нельзя не сказать хоть пару слов о самом Риме. Его стоит увидеть хотя бы однажды. Даже не для того, чтобы прикоснуться к истокам европейской культуры. Истоки – это скорее Греция и Этрурия. А Рим – словно изображение в увеличивающей в несколько раз линзе. Масштаб, пафос, развращенное богатство, блеск древнего мегаполиса Caput mundi (лат. «голова мира»). Из политической столицы древнего мира Рим постепенно трансформировался в огромный культурный комплекс, объединяющий античность, христианство и Возрождение. И, вместе с тем, утратил часть своих сокровищ. Наибольшее впечатление на меня произвели даже не Императорские форумы и Палатин, и уж тем более не Колизей, а развалины терм и Пантеон. Почему? Все очень просто и в тоже время сложно.
Прежде всего. Поражает масштаб сооружений и их возраст. Представьте себе: 216 год н. э. - император Марк Аврелий Север Антонин (по прозвищу Каракалла) открыл самый большой в мире банный комплекс, рассчитанный на 6-8 тыс. человек в день. С подземными печами и дорогами, по которым к этим печам подвозили дрова. С 18 огромными емкостями для воды, наполняемыми по специальному ответвлению акведука. Стены и пол «баньки» были украшены великолепными мозаиками, колоннами и мраморными статуями, помимо бассейнов с холодной и теплой водой и прочих сопутствующих мытью помещений имелись спортивные залы и целых две библиотеки. Пришел такой «реальный римский пацан», помылся, размялся на тренажерах, почитал...
Отсюда возникает логичный вопрос: и как они все это сделали. Взгляните на Пантеон. Это здание было построено в 118-125 годах н. э. (более раннее здание постройки 27-25 года до н.э было полностью разрушено пожаром в 80-м году н. э.). Диаметр зала — 43,3 м, равен высоте здания. Диаметр отверстия в куполе — 9 метров. И как можно было создать такое технически сложное здание при отсутствии сложной современной строительной техники. А вокруг даже приличных деревьев для постройки лесов не было. Что-то здесь не чисто... Попахивает поставками по ленд-лизу или гуманитарной помощью от инопланетян (J).
Каждый раз во время пребывания в таких местах, при этом прикосновении к древности меня посещает одна и та же мысль: если погибла Атлантида, пришли в упадок Древняя Греция, государство этрусков, цивилизация древних майя и так далее, то почему это произошло? Не является ли это этапами спланированного эксперимента, отработки различных типов социальных моделей на человечестве, как на подопытных кроликах. При желании и достаточной культурной компетенции можно даже выявить среди населения планеты опытные и контрольные группы, но это — тема для совсем другого рассказа...
