После нежных, кремовых умбрийских городков попадаешь в Сиену как в столицу равнодушного мира. Нехотя, она берёт путника железными щипцами, а чтоб было и начинает мотать по всему околотку. Улицы здесь шире, чем в предыдущих сериях, дома выше, храмы богаче. Однако, борцовский характер, закалённый веками в битвах с соседской Флоренцией прёт из каждого камня.
Сиене важно выглядеть во всём первой, главной, максимально могучей, корни у неё уходят чуть ли не до центра земли – возвращался домой из исторического центра через и долго шёл параллельно городской стене. И хотя похожие стены есть всюду - и в Урбино (всё-таки, он по-прежнему остаётся для меня самым действенным) и в Перудже, размах Сиены никому не переплюнуть, не перепрыгнуть, не переломить.
Вот и туристов тут больше, чем во всех предыдущих городах, вместе взятых. Балованный, значит. Дорогой. Прикидывающийся равнодушным, несмотря на туристический интернационал, засиживающий площади, кафе и шатающийся по сумрачным музеям.
Первый раз за поездку почувствовал, как город сопротивляется мне и даётся (точнее, не даётся) со странным упорством. Ассиметричный дискомфорт, несмотря на то, что особенно большого разлёта улиц вверх-вниз не наблюдается: панорамных провалов здесь на порядок меньше, чем в Перудже или в Ассизи.
Повесть о двух площадях
Основной людской поток движется между двумя островами наполненной пустоты – магнитофонной лентой, натянутой меж двух бобин и возможностями неограниченного звукоизвлечения. Причём не только из себя, но и пространства.
Plazza del Campo похожа то ли на ракушку, то ли на амфитеатр, в котором все зрители и, одновременно актёры – выходишь из сумрачного лабиринта улиц на солнечный пролёт, потом спускаешься по лестнице (похожий белый спуск есть перед Дуомо в Сполето) как на сцену, освещённую софитами.
На ней возникает акустический омут монады (голуби взлетают от прямоугольного ренессансного фонтана к верхним этажам центральной башни, постепенно наращивая скорость звука) – словно бы попал внутрь громадного мыльного пузыря с разноцветными переливами, стекающими по равноудалённым краям.
Проходы на площадь работают точно шлюзы, будто бы позволяющие проникнуть в иную реальность.
Пока ты на улице то кажется сцена здесь, но стоит спуститься из города на площадь, оказывается, что все это время ты блуждал по закулисью.
Если на Plazza del Campo люди ведут себя как на пляже, то на площади у Дуомо все мы, группами и поодиночке, похожи на голубей у водопоя – ступени лестниц отполированы до блеска, до гладкописи рояльных клавиш.
Во всей этой неправильности улиц и площадей, идеально приспособленных под постоянно экранирующее эхо, словно бы составленных из разных фрагментов, внезапно взятых здесь из разных конструкторов, есть своя меланхолическая музыка.
Как же она вступает в противоречие с торгашеским духом поточного туризма, высасывающим кислород из главных и даже самых последних, проходных мест – собственно, из них ведь, а не из открыточных достопримечательностей, и состоит город.
