Госпиталь Санта Мария делла Скала (фасад в фасад с Дуомо) известен парой своих циклов фресок, за ними и шёл, но оказалось, что это особый мир, а видимая часть - четверть всего остального музея.
То есть, то, что спрятано за фасадом, обращённым к площади - четвёртый этаж громадного, многоуровневого лабиринта (с парковкой!)уходящего глубоко вниз.
Подобно центрам городов, построенных на вершине горы, сиенский углубляется внутрь земных слоев, позволяя пережить почти буквальное погружение в остановленное время, нагромождавшее эффектные и разветвлённые декорации: чем ниже внедряешься в коридоры средневековых построек тем меньше они обработаны и обжиты, освещены и оштукатурены, тем примитивнее фрески и темнее углы.
Редко где метафоры "машины времени", разветвлённой грибницы и среза культурных слоев оказываются столь буквально поданными, такими зримыми и осязаемыми.
Лабиринт Санта Мария делла Скала, и в синхронии и в диахронии, связан как с Дуомо (видимо, третий этаж нынешнего музейного комплекса - часть подземных помещений Кафедрального собора, так как они отделаны тем же самым полосатым узором с чередованием черного и белого мрамора, что и сам храм) с постоянными ответвлениями, тупиками и лазами, поверх которых наброшены деревянные мостки.
Сиенский холм нашпигован ходами да лазами, образующими нечто вроде недостроенного и заброшенного метро, на каждом из уровней упирающегося в границу склона. И тогда, в конце очередного тоннеля, возникают огромные ворота, забитые досками, из-за которых сочится голодный, солнечный свет...
Помещений в Санта Мария делла Скала - море и большая часть их не используется, удваивая дополнительные сквозняки.
В каких-то пространствах идут фотографические, реставрационные или мемориальные выставки, распотрошённые реликвии или экспозиции Детского музея, тут же, в соседнем закутке, встречаются часовни с черепами и мощами, кое-где мелькают обрывочные росписи, скважины и колодцы, промельк набора классицистической скульптуры (в основном, ангелы с крыльями, надгробья и поясные портреты), а в самом низу (значит, уже на минус четвертом этаже, который здесь обозначен как "первый") внезапно начинается Сиенский археологический музей.
Рядом с входом в очередные пещеры с расставленными по залам застеклёнными витринами, стоит огромная барочная повозка с не менее барочным прицепом. Недалеко от него видел стайку японских девушек, углублявшихся в очередное ответвление с тревожными фонариками.
Особо усердные, они, вероятно, хотели дойти до самого центра земли, ну, или обойти все возможные экспозиции, из-за чего сгинули за каким-то очередным поворотом, дышащим особенно терпкой и сырой прохладой. Более их в Сиене не видели.
Самое интересное в Санта Мария делла Скала, впрочем, находится на уровне площади, то есть, на четвёртом этаже, если по-сиенски и на первом, если по нормальному. То, что выше плинтуса и брусчатки и подсвечено естественным освещением...
Этот этаж самый разнообразный, в каждом его зале и отсеке - свой собственный маленький, но самодостаточный художественный мир. Где-то мелькают остатки романских фресок, где-то ренессансных, но особенно приятен огромный (приёмный) зал паломников и пилигримов, расписанный большими, многофигурными картинами (каждую, как у Карпаччо, можно рассматривать часами) Доменико ди Бартоло из жизни больничного приюта.
Ещё раз: это не религиозные чудеса; это даже не исторические события, но бытовые, почти жанровые сцены "глаза в глаза". И это классика Возрождения, уже практически боттичелевского типа, по-флорентийски яркая и разноцветная как витраж или калейдоскоп, щедро раскидывающая детали по сторонам (отклонение от канона как раз и начинается с параллельных историй и многочисленных статистов, образующих дополнительные сюжеты.
Стиль Доменико ди Бартоло, на работы которого можно обратить внимание и в городской пинакотеке, говорит не столько о накате флорентийского влияния, сколько об ослаблении и даже медленном угасании местных тенденций.
Тут, видимо, следует уточнить, что под "боттичеллевским типом" картины я условно и не слишком научно, но, скорее, ассоциативно, понимаю примерно то, что Борис Виппер относит к достижениям "художников-рассказчиков", вроде обоих Липпи, отца и сына, Беноццо Гоццоли, Гирландайо.
Все они, сочно, ярко и многоцветно (вообще-то Виппер поругивает их за избыточную декоративность и отсутствующую глубину) изображают внутри одной фрески множество параллельных историй. Не столько сукцессивных, как это было в средневековых фресках, где на одной доске могут быть показаны сразу несколько последовательных эпизодов, сколько суггестивных - будто бы независимых друг от друга. Когда главные герои существуют отдельно от горожан и челяди, живущих в своём собственном мире и не желающих быть свидетелями исторических событий и даже чудес.
Я обозначаю их для себя "боттичеллескими", так как именно у него особенно заметны центростремительные силы, идущие изнутри нарисованных персонажей к их очертаниям. Из-за этого фигуры Боттичелли напоминают паруса, надутые ветром. Пузыри земли, налитые особенно тугой витальностью.
Светотеневое моделирование Боттичелли, замкнутое внутри отчётливого контура фигур и лиц, оказывается основой индивидуальности этих людей, созданных набором неповторимых пятен. Для меня Ренессанс проявляется не в главных трендах (двусмысленные улыбки у лиц Леонардо, безмятежная гармония Рафаэля, титаническая монументальность Микеланджело), стремящихся в центр картин или фресок, но в медленных и ползучих изменениях по краям.
Искусство опережает реальность, чтобы задавать ему программу преобразований, подтягивать повседневность за собой. Значит, искусство средство, а не цель.
Мне интереснее, конечно же, жизнь и постоянное повышение её "уровня моря" - неуклонный рост культурного слоя, пробирающегося в подсознание и, в конце концов, меняющего зрение. А для жизни всегда интереснее всё неглавное, не слишком заметное - проходные, вспомогательные да запасные варианты, однажды ставшие нормой, очевидным способом восприятия.
Здесь, в сводчатом зале Пилигримов, вытянутой формы, между росписями сводов и гостевыми фресками младшего Лоринцетти, которые, волей случая, сошлись с росписями Доменико ди Бартоло (как же они взаимно дополняют друг друга)
в розовом каком-то свете, и дышится по-другому. Некоторые парочки, видимо, из ценителей "внутреннего туризма" (они же всегда ведут себя как-то особенно, полухозяйски), под воздействием нахлынувших чувств, берутся за руки. Некоторые даже (сам видел) целуются.
Уходить не хочется, тем более, что пока ещё не знаешь, что далее тебя ждут Старая ризница, расписанная Веккьеттой, Капелла делла Реликвие, оформленная люнетами Доменико Беккафуми, Капелла делла Мадонна, ну, сама госпитальная церковь Сантиссима Аннунциата (в неё, с роскошно расписанным и богато оформленным алтарем, бесплатно можно зайти с улицы, но дальше, внутрь лабиринта без билета не пустят), перестроенная в единую барочную судорогу.
Больничный храм оказывается самым выхолощенным и пустым местом комплекса, шишкой на лбу - люди заходят сюда в внутренней неохотой, в основном, заглядывая, чтобы идти и дальше вглубь госпиталя, хотя поначалу даже и не представляя какие экскурсионные объёмы ждут дальше - и что земля неоднократно будет почти буквально раздвигаться перед ними, помогая спуститься на этаж ниже, из-за чего в какой-то момент начинает казаться, будто Санта Мария делла Скала бесконечна как кротовья нора, в которую провалилась Алиса.
Выставка Амбросио Лоринцетти
В том же зале Пилигримов с чудесно подробными фресками на стенах, в центре помещения на монументальных стендах выставили на пару месяцев отреставрированные росписи Амброджо Лоренцетти, извлеченные из разрушенной землетрясением церкви в аббатстве Сан-Гальгано (которое Андрей Тарковский снял в "Ностальгии" и я бы туда съездил, если честно).
Это временная выставка (до 21 января 2018 года) - часть большого проекта, рассказывающего о гибели церквей и произведений религиозного искусства в землетрясениях и иных природных катаклизмах, которому посвящены также периферийные залы Санта Мария делла Скала на нижних этажах - с артефактами, извлеченными из-под обломков разбитых храмов.
Покорёженные распятья с деревянными Христами, расчленёнными как в мясной лавки, с обломками скульптурных и архитектурных фрагментов, сопровождаемых светлой музыкой и многочисленными видеороликами, запечатлевшими как спасатели на руках выносят маленькие скульптуры, напоминающие спасённых детей.
"Кулаки сжимаются" потому что автоматически хочется обвинить кого-нибудь в видимом варварстве, но как обвинить в небреженье культурой "силы природы", иногда, подобноравнодушным хищникам, поигрывающей мускулами?
Слаб человек, хрупок и беззащитен перед стихией - примерно также, как эти деревянные фигуры с "костями", раздробленными в щепу с таким драматизмом, что наворачиваются слёзы. Очень трогательно и бьет по нервам, тем более, что в эту часть экспозиции (совсем уже музейную) попадаешь под воздействием лучевых излучений нескольких выдающихся живописных циклов.
Вот и Лоренцетти смотрится поначалу как ещё одна многочастная несчастная живописная наррация "переходной эпохи", рассказанная на фоне особенно детализированных фресок, выбивающихся из общего стиля "сиенской школы" своей густонаселённостью и переусложнёнными композициями в несколько планов.
Однако, дойдя до конца музейной анфилады, узнаёшь дополнительные подробности о превратностях судьбы этих фресок, их спасения и (судьбы их тоже, чем-то похожи на судьбы людей) переноса, из-за чего проникаешься ещё больше - ведь весь этот комплект стенных композиций до сих пор живой и даже светится.
Сайт комплекса: https://www.santamariadellascala.com/en/
Сайт выставки: http://www.santamariadellascala.com/…/…/ambrogio-lorenzetti/
