Попа

Я знаю немало женщин, озабоченных своей жопой. Но так заботиться о жопе чужой, как моя мама, способны немногие.

Примерно с одиннадцати-двенадцати лет я выслушивала одну и ту же рекомендацию:
— Ой, не садись полностью. Сядь краешком. А то у тебя жопа больно жирная, и так заметней.
— Краешком, — резонно замечала я, — после нескольких часов сидения жопа будет не только жирной, но и загадочной формы. С чётким углублением посередение. Я понимаю, что углубление посередине жопы есть у всех. Но у них оно вдоль, а не поперёк.
— Тогда слегка ей подпрыгивай всё время. Напрягай. Заодно накачаешь.
Я пыталась представить, как решаю физику или вышмат, подпрыгивая на напрягающейся жопе, и делала постное лицо.
— Боже, ну почему, почему у тебя такая жирная жопа? — переживала мама.
— Потому что у меня всё жирное, — указывала я. — С чего бы жопе быть худой?
— Сиськам можно быть жирными, это приветствуется, — решительно говорила мама. —Живот под сиськами замаскирован повисшей на сиськах одеждой. А вот жопа совершенно ужасно на виду.
— Может, у меня широкая кость, — примирительно говорила я.
— Ну, что ты выдумываешь? Откуда у тебя взяться широкой кости?
— В бабушку мою достопочтенную Софью Андревну.
— Софья Андревна была просто толстой, а кость у неё была птичья. И у меня птичья. Неоткуда у тебя взяться широкой кости.
— Как это неоткуда? А мои крестьянские предки, о которых я под твою же диктовку написала в сочинении в шестом классе?
— Ой, сколько их было и когда… До тебя их генов дошло — кот наплакал. У тебя просто жирная жопа, и с этим надо что-то делать, а то тебя замуж никто не возьмёт.
— Мама, меня и так никто не возьмёт, ты уведомляешь меня об этом примерно два раза в день.
— А с жопой особенно. Разве что арабу за калым продать, — у мамы становилось такое лицо, как будто она высчитывает систему из двух уравнений. Ей плохо давались эти системы, так что я не имею в виду «простое лицо».

Когда ко мне посватался юноша А. (делая предложение по всем старопольским благонравным канонам — почтительно прося руки дочери моей мамы и все дела), я повернулась к нему жопой и сказала:
— А., у меня жирная жопа!
— Это дела не касается, — рассеянно ответил юноша А. Мама кокетливо хихикнула вместо того, чтобы решительно возразить, и отдала ему руку своей дочери.

Тем не менее аргумент про «замуж не возьмёт» из речи мамы никуда не исчез.
Не выдержав жопного террора, я скрылась из дома, прекратила общение с матерью, вышла замуж и родила. Потом моя дочь научилась сидеть. Потом на моём горизонте снова возникла мама.
К слову, замуж я вышла вовсе не за юношу А., и слава богу. Хотя его толерантность к жирным жопам меня подкупала.

После беременности и родов у меня отовсюду торчали кости, кроме груди. Грудь достигла таких размеров, будто вся пресловутая жопа переехала туда жить с вещами, и таких объёмов молокопроизводства, что я ждала вручения соответствующего ордена от нашего правительства. Правительство, к сожалению, не спешило.

Чуть ли не первое, что я услышала, когда мама снова меня увидела, было:
— Как он живёт с такой жирной жопой?
— Ты его даже не видела! Нормальная у него жопа! — возмутилась я.
— Как он живёт с твоей жопой? — переформулировала мама популярней.

Я повернулась в профиль и предложила ей потыкать меня пальцем сбоку, чтобы убедиться, что у меня проступает кость.
— Это таз, — сказала я. — Жопа осталась в прошлом.
— Надо, когда сидишь, немного на ней подпрыгивать, — безапелляционно сказала мама. — Чтобы накачать и она выдавалась. Потому что таз без жопы — это ужасно. Это неженственно. Тебя никто… кх-кх… он тебя просто бросит.

Я представила, как подпрыгиваю на жопе, и в глазах у меня подпрыгивает PHP-код, и сделала постное лицо.

Жопа появлялась. Исчезала. Появлялась обратно. Обзаводилась целлюлитом. Прощалась с целлюлитом. Я разводилась. Я жила по впискам. Я выходила замуж и переживала кризис отношений. Синусоиды жопы и мужиков упорно не совпадали в моём графике жизни. Даже ритмически.

Это неважно. Время от времени на моём горизонте появляется мама и требует, чтобы я прыгала на своей жирной жопе.

Кстати, извините за неровный почерк.

Автор текста: Лилит Мазикина