Капитан «Фаины» ушел последним

Владимир Колобков обожал свою единственную дочь Людмилу.

 

Послесловие к очень далекой войне, на которой российские и украинские моряки сидели в одном окопе

Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН, Фото Тимура ХАНОВА. — 26.02.2009 Капитан не видел тех, кто пришел положить его в родную землю. На Серафимовское кладбище тело Владимира Рудольфовича Колобкова привезли в закрытом гробу. В последние недели плена судовой рефрижератор «Фаины» запускали от случая к случаю - солярка закончилась. Горючее можно было привезти с берега, слить с других захваченных судов, но пираты так и не смогли понять: зачем? И невозможно было втолковать людям из другой исторической эпохи то, что понятно нам и так, без слов и объяснений. Капитан должен был вернуться домой, он это заслужил своей смертью.   Он не должен был остаться один в этой проклятой Африке. Хотя бы потому, что именно одиночество убило капитана «Фаины». Особое, капитанское одиночество, о котором знают только моряки. Когда только ты во всем и всегда виноват. Когда ты неделями и месяцами живешь наедине со своими мыслями. Когда невозможно отказаться от принятого решения и некому пожаловаться, а семья так далеко, что вспоминать о ней - лишь травить себе душу впустую. Когда каждый твой, даже самый невинный поступок или приказ может стоить десятка человеческих жизней. Или миллиона долларов. Когда нельзя поделиться сомнениями даже с ближайшим другом, живущим за переборкой, в соседней каюте. Потому что другом он станет только на берегу, а сейчас - подчиненный. И команда не должна видеть на твоем лице даже легкой тени от этих черных дум. Может быть, поэтому на свете очень мало пожилых капитанов.   Одиночество Владимира Колобкова закончилось на центральной аллее Серафимовского, там, где в последние годы стали хоронить моряков. В десятке метров от свежей могилы Владимира Колобкова - мемориал подводникам с «Курска». Им будет о чем поговорить там, где нет ни горести, ни болезней, ни страданий.   Вдова Елена высыпала в могилу горсть земли из пакетика.   - Батюшка дал на 40 дней. Мы заочно отпели Володю в церкви, где его когда-то крестили. Священник сказал, чтобы я, если дождусь мужа, положила землю в гроб. Если нет - чтобы отнесла на могилу к родственникам. А я верила, что дождусь...   СМЕРТЬ «ПО ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ»   Он прошел суровую школу Севморпути. Тонул на Дальнем Востоке, горел в Германии. Но в любой самой безнадежной ситуации первым делом думал о команде. Последний рейс не стал исключением, хотя он не застал самых тяжелых дней «Фаины». Но он наверняка их предвидел. Сердце 48-летнего капитана не выдержало на третьи сутки.

Старпом Виктор Никольский (слева) и моторист Антон Тарасов наконец дома, спустя 4,5 месяца.

За три дня до захвата у него вдруг поднялось давление, впервые закололо в сердце. «Ты порули пока за меня, - сказал старпому Виктору Никольскому. - Я немного отлежусь». К тому моменту они шли уже около 20 дней, строго по «безопасным» точкам, рекомендованным международной коалицией военно-морских сил. Но, значит, было предчувствие.   - 25 сентября по правому и левому бортам мы заметили две быстроходные лодки, - вспоминает Виктор Никольский. - Поравнялись, руками машут. Не пустыми руками. Понятно, что какие-нибудь рыбаки не заплывут на 250 миль от берега. Я начал маневрировать, включили пожарные насосы, пытались отбиваться брандспойтами, нажали все тревожные кнопки. Но что можно сделать против вооруженных людей на скорости всего 12 узлов?   Пираты выпустили по «Фаине» два заряда из ручных гранатометов. Начали обстреливать из автоматов. Одному богу известно, что чувствовал капитан Колобков, слыша, как о железное тело судна бьются осколки. И как сжималось сердце капитана от этих звуков. Попади даже одна пуля в смертоносный груз «Фаины» (танки, гранатометы, боеприпасы) - и судно станет братской могилой.   - Я спал в машинном отделении, - рассказывает моторист Антон Тарасов. - Проснулся от криков старшего механика. Потом включился ревун судовой тревоги. Поглядели в иллюминатор - трындец.   Команда была сборная. 17 человек с Украины, один - из Латвии, трое россиян - Колобков, Никольский и Тарасов - вообще попали на судно в последний момент. Конечно, за три недели познакомились, пообтерлись. Теперь им предстояло сродниться.   - Сначала в машинное отделение поступали команды на маневрирование, - вспоминает Антон Тарасов. - Потом приказ остановить машины. Пираты уже были на борту. Нам всем приказали подняться на мостик.   Там сомалийцы уже держали на мушке старпома: «Почему не остановился по первому требованию?!» Команда решила, что это показательный расстрел.   - Конечно, было страшно, - улыбается Виктор Никольский. - Включил дурака, мол, судно большое, сразу не остановишь. Вроде поверили. Приказали собрать по каютам все ценное и сдать командиру Мухаммеду. Объявили, что, если после этого найдут хоть один доллар, расстреляют хозяина каюты. Я спустился к Владимиру Рудольфовичу. «Как действовать будем?» - спрашиваю. «По обстоятельствам», - отвечает. «Давай, чтобы тебя не дергали, скажу им, что я капитан». - «Добро».   Проведывать Колобкова разрешили только два раза в день - утром и вечером. На мостике оставили старпома и второго помощника. Еще двух моряков - в машинном отделении. Остальных заперли в тесной каюте площадью 14 квадратных метров. В тот же вечер давление капитана подскочило до двухсот.   - Подошел американский эсминец, но ничего сделать уже не мог. Пираты потребовали документы на груз, - вспоминает Никольский. - Сейчас много говорят о том, что нас ждали, что нас сдали. Не знаю, но когда сомалийцы поняли, что у нас за груз, были очень удивлены. И поначалу даже испуганы. Как так - оружие идет без охраны, без сопровождающего.   На второй день давление у Владимира Колобкова подскочило еще. Виктор Никольский пытался сбить его лекарствами из судовой аптечки.   - Вы представьте, что по вашему дому бегают грязные оборванцы с автоматами, - вздыхает Никольский. - Крушат все подряд, грабят. Владимир Рудольфович очень переживал. На третий день удалось опустить давление до 150 на 90. Я уже вздохнул спокойно. «Может, чего-нибудь хочешь?» - спросил капитана. Он говорит: «Молочка бы». Вскипятили, он выпил и заснул. Прихожу утром, глаза у него открыты. «Вставай, - шучу, - хватит отлеживаться». Не шевелится. Посмотрел зрачки, пульс, температуру, он еще теплый был. На зеркало дыхание проверил - елки-палки, приплыли. Через час тело перенесли в рефрижераторную камеру.   НА ПАЛУБУ ВЫШЕЛ - СОЗНАНЬЯ УЖ НЕТ   Теперь им предстояло выживать без него. Недели плена тянулись мучительно. И если в первые дни все ожидали быстрой развязки и даже штурма, то потом навалилась апатия. Сто раз переговорены все разговоры и даже планы бунта, один фантастичнее другого. С пиратами говорить не о чем: разные языки и цивилизации. Чтобы не сойти с ума, провалившись в безвременье, на стене вели самодельный календарь. Играли в карты, читали книжки. Старпом почти каждый день общался с американцами, но сеансы связи были короткими и сухими - наличие продуктов, количество топлива, состояние экипажа. Иногда пираты включали радиоприемник - слушали Би-би-си на сомалийском языке. Но кто бы перевел эти новости морякам? Да и стало бы легче им, узнай они о грандиозных (по земным меркам) скандалах, сотрясавших далекую родину? Комиссия депутатов Рады вскрыла нелегальную торговлю оружием: коррупционеры продали комплексы ПВО «Бук» Грузии, сняв их с боевого дежурства, это вызвало взрыв возмущения и в России... После Нового года развернулась «газовая война». Тимошенко опять поругалась с Ющенко, на радость российским телекомментаторам.   Моряки, русские и украинцы, не знали этого. У них были только две задачи - сохранить тело капитана и выжить самим. Как на войне. В том числе на той далекой, где их деды воевали бок о бок на Первом Украинском фронте. Где прикрывали друг друга на Втором. От бесконечного сидения на полу у них начали отекать ноги. Старпом уговорил пиратов разрешить прогулки - на верхнюю палубу вышли, держась друг за друга. Поодиночке подняться по трапам, может быть, и не смогли бы...   Прогулки нужны были пиратам - продемонстрировать миру, что экипаж жив. А экипаж понимал: переговоры зашли в тупик, а обычно за паузой следует штурм. Сейчас они признают: порой отчаяние накрывало волной самых стойких. Через три месяца закончилось топливо. Его стали доставлять с берега, и тут у пиратов, которым приходилось платить за соляру, проснулось чувство хозяев. Генератор стали периодически отключать.   - Было очень трудно поддерживать в рефрижераторной камере отрицательную температуру, - вспоминает старпом. - Пока работал морозильник, нагоняли температуру до минус 18. Потом они отключали электричество. Температура росла на глазах, почти до нуля. Снова включали. Я очень боялся за капитана. На крайний случай мы решили похоронить его в море. Мы дотошно пытали моряков: как ладили они между собой в крохотном замкнутом пространстве? Удалось вспомнить несколько мелких конфликтов, хотя и говорили о них неохотно. Первыми «взбунтовались» некурящие.   - Курящему человеку не объяснишь же, что для здоровых людей его привычка - как пытка, - говорит Никольский. - Через какое-то время это понимание пришло.   Мелкие ссоры возникали практически на ровном месте: не так посмотрел, не с той интонацией что-то сказал. В замкнутом пространстве попросту сдавали нервы.   - Мне еще повезло, - вспоминает моторист Антон Тарасов. - Я через сутки заступал на вахту в машинном отделении. Хоть какая-то разрядка.

Этот снимок был сделан с американского эсминца. Пираты показывают, что весь экипаж жив. Кроме капитана...

Однажды пират по имени Шину ударил одного из матросов за то, что тот отказался сесть по приказу сомалийца.   - Когда этот Шину уезжал на кратковременный отдых, на него сверху упала канистра и сломала ему ключицу, - смеется старпом. - Эта весть была с большим удовлетворением воспринята экипажем. Он месяц где-то лечился, а когда вернулся, я ему сказал: «Шину, Аллах есть, и он тебя наказал». Тот подошел к матросу и извинился.   Общая цель - выжить во что бы то ни стало - действовала на людей лучше любого успокоительного.   Старпом Никольский и моторист Тарасов прощались с экипажем в Киеве. Первые летели домой в Питер, остальные - по своим украинским городам. Прощались, как родные люди. И даже больше, чем родные.   ЭКИПАЖ ПРОСТИТЬСЯ НЕ ПРИЕХАЛ...   Мы хотели увидеть их всех на похоронах Колобкова. Людей, вернувших своего капитана на родину.   - Володя был настоящим романтиком, - рассказывал нам накануне директор фирмы по контейнерным перевозкам Вадим Тофанюк. С Колобковым он проплавал 10 лет, только тогда капитаном был наш собеседник. А Колобков у него - старпомом: - Он видел мир с воды. Школу прошел тяжелейшую - Северный морской путь. Плавание во льдах, швартовки к припаю, самовыгрузки. Ремонты в ледовых доках. Там очень непростая и мужественная работа, это не загранплавание в Европу. Мне один рассказ запомнился, как его в трюме завалило березовым балансом. Это обрезки довольно толстых стволов, баланс грузят в трюм внавал, от качки он смещается и вообще непредсказуем. Представляете, чем это грозит судну - смещение груза? Володя отвечал за груз и полез в трюм. Сам, разумеется. Пролежал он заваленный почти шесть часов, пока его не достали. Потом у него были проблемы с ногами - их передавило бревнами, серьезно нарушилось кровообращение.   Вадим говорит нам, что кто-нибудь другой после такой травмы ушел бы на берег с чистой совестью. Но Колобков остался, он ценил море.   - Много писали про танки, которые везла «Фаина». Обычный груз для этого региона. Ничего особенного. Мы с Колобковым доставляли танки в Индию тем же маршрутом, мимо «сомалийского зуба». Судно наше - «Инженер Сухоруков» - по приходе в индийский порт было продано. Новые судо-владельцы попросили кого-то остаться, показать новой команде корабль. Володя остался один, в качестве капитана-дублера. Это был его первый капитанский опыт. Судно сразу же переоборудовали для перевозки верблюдов, и Володя почти полгода проработал на нем, как раз из Сомали ходили в Египет. Он всегда был очень ответственным и все слишком близко к сердцу воспринимал.   Слово «ответственный» мы слышали от каждого нашего собеседника. Специфика труда - ошибки в море не исправляются...   - У Володи было обостренное чувство ответственности за все, что бы он ни делал, - сказала нам перед похоронами вдова капитана Елена Колобкова. - Я первые два года после свадьбы не понимала его страсти. Как-то заявила: «Выбирай: либо я, либо море». Он посмотрел на меня сурово: «Море». И я поехала к нему на Север, устроилась в Тикси дневальной на судне, чтобы понять его. И больше таких ультиматумов не ставила. А в середине 90-х флот развалился, Володя страшно переживал, когда начали продавать суда - для него это была личная трагедия. Он и ушел-то в иностранные компании не из-за денег, а потому что без моря жить не мог.   Сразу после смерти Владимира Елене позвонил по телефону один из друзей Владимира Рудольфовича. Женщину зашатало от услышанного:   - На его судне в Тикси стало плохо старшему механику, сердце остановилось. Володя тогда был старпомом, а судовых врачей реформами разогнали. И ему пришлось делать прямой укол адреналина в сердце. Человеку он жизнь спас. И вот спасенный мне позвонил, старенький уже, и плакал по-мужски: «Как же так, он меня спас, и его также должны были спасти».   Мы до последнего ждали моряков-украинцев, друзья капитана даже убедили нас сдать билеты в Киев: приедут, ну что вы! Но не приехал никто...   На кладбище, за поминальным столом мы слушали людей, любивших Колобкова. Кто-то рассказывал, как он выпорол ремнем нерадивую буфетчицу, от которой стонал экипаж. Кто-то костерил государство за то, что российские моряки вынуждены ходить под иностранными флагами. Старпом Никольский и моторист Тарасов больше молчали. Из спасенного экипажа «Фаины» на похоронах были только они.   Мы позвонили на Украину: «Ребята, что же вы не прилетели? Вас ждали».   - Вы бы знали, как я сожалею, что не смог проститься с Владимиром Колобковым, - тяжело вздохнул в трубку помощник капитана Александр Присуха.   - Денег нет, потому и не поехал, - неохотно сказал второй механик Олег Пилипенко.   - Я и не собирался, - сказал старший механик Алексей Хархалуп. - Я за родными очень соскучился.   Наверное, у них были веские причины не лететь в Питер, где они обязаны были быть по непреложным, хоть и неписаным законам моря. Но так некстати разгорелся скандал с Черномырдиным, а их ждут новые рейсы, и, значит, надо выправлять характеристики, визы, бегать по кабинетам. А в кабинетах могут неправильно понять. По нынешним временам это пострашнее войны, на которой они сидели в одном окопе.   Авторы благодарят Снежану Павлову, Руслана Бойцова и Маргариту Чимирис («КП» - Киев») за помощь в подготовке материала.   КОМПЕТЕНТНО   Почему наши моряки ходят под чужими флагами?   Александр Бодня, председатель Балтийского отделения профсоюза моряков:   - Есть ряд государств, которые торгуют так называемыми удобными флагами. Удобными для судовладельцев, так они минимизируют налоги. Процесс перехода под «удобные» флаги начался в 47-м году, и сейчас под ними плавает весь торговый флот. Вы не найдете сейчас торговые суда под американским или английским флагом. «Фаина», например, была под флагом Белиза. Это не самый плохой вариант. Либерия, Панама следят, например, за состоянием своих судов. А вот Грузия или Монголия - там вообще беспредел полный. Высылаете по почте судовые документы, платите агенту, сидящему в Сингапуре, 3 - 4 тысячи долларов, поднимаете флаг - и вперед. Торгового флота в России практически не осталось, зарплаты в уцелевших компаниях мизерные. Старпом под «удобным» флагом получает около 4 тысяч долларов, под российским флагом - 26 тысяч рублей. Если нашим судовладельцам жалуются на мизерную зарплату, они обычно отвечают: «Ну мы же вам компот даем бесплатно и чистое постельное белье!»

 

Источник:   http://www.kp.ru/daily/24251.4/448735/