Неотправленное письмо

Ндааа... Меня аж завернуло от прочитанного...

Здравствуй, дорогой мой человек.
Решила вот написать тебе письмо, расставить кое-какие точки в нашей с тобой истории.
Что-то внутри мне подсказывает, что ты до сих пор переживаешь.
Сожалеешь, что напрасно полюбил глупую девчонку, которая не увидела, не оценила, не ответила на твое чувство, как должна была, как ты того заслуживаешь, милый.
Коришь себя, что опрометчиво предложил свое сердце недалекой малолетке, которая оттолкнула его, горящее, нежное, страстное, и оно рассыпалось крошечными драгоценными угольками, и превратилось в серый пепел под бессердечными каблуками-шпильками.
Ревнуешь, что все наше с тобой быстротечное время я делила себя между тобой и кем-то еще. Не простил, что я иногда бывала так неоправданно небрежна и незаслуженно груба с тобой.
Возвращаешься снова и снова назад, и задаешь себе вопрос: почему так и не было сказано то, что столько раз вертелось на кончике языка – и не сорвалось, зацелованное моими теплыми губами.
Думаешь о том, как мне сейчас живется, счастлива ли я с тем, кого выбрала. Наверняка, чтобы хоть как-то защитить себя от тоски расставания, от жгучей обиды предательства, от тупой ноющей боли недоговоренности - подсознательно желаешь мне несчастья, хочешь, чтобы с другим жизнь моя складывалась грустно и никчемно, совсем не так, как сложилась бы с тобой.
Мой дорогой, мой хороший - я ничего не объяснила тебе тогда. Просто соврала, что выбрала другого.
Трусиха и слабачка.
А теперь, когда с Гималайских гор утекло много воды, когда все в прошлом, и ничего не вернешь – теперь я набралась духу ответить на твой вопрос.
Да, я тебя люблю. До сих пор, тихой, нежной, сладкой, пронзительно-печальной любовью продолжаю любить тебя, и наше несбывшееся совместное будущее. Может быть, прекрасное, яркое и легкое, как крылья бабочки. Но скорее - мучительное и болезненное, на которое мы чуть было не обрекли и себя, и других.
Загляни-ка в мое ведьмино золотое блюдечко с наливным яблочком.
Вот твой болезненный развод, а до него звонки твоей жены, то угрожающие, полные оскорблений и той звериной ненависти, на какую способна мать, чьих детенышей лишают отца, - то просительные, умоляющие, истекающие тягучей смолой безнадежных слез брошенки. Наша скорая неяркая свадьба, нерадостный праздник, постылый уже потому, что на нем нет двух самых родных тебе людей – твоих сына и дочки.
Вот наш волшебный, невозможный медовый месяц. Потом новоселье в съемной однушке – свою квартиру, машину, загородный дом - ты все отдал жене и детям. Мы женаты всего месяц, но почти не видимся - ты вкалываешь на пределе сил, по шестнадцать часов в сутки, чтобы заработать нам на собственное жилье. Я отдала тебе свою машину – у нас ведь теперь все общее, в горе и в радости… Каждое утро встаю в половине седьмого, чтобы ты завез меня в офис по дороге на работу. Я знаю все самые новые инетовские шутки и приколы – чтобы отслеживать их, у меня теперь есть вагон времени с 7.45 до 10.00, когда начинается мой рабочий день. Вечером я еду домой на метро, потому что ты как обычно задерживаешься. Хронически недосыпаю, как и ты. Не жалуюсь.
Вот мои первые горькие слезы. Ночью по дороге в туалет случайно услышала обрывок твоего разговора с другом, говорили о твоей бывшей супруге, ты называл ее «жена». Плакала в подушку, сначала беззвучно, для себя, а потом тихо-тихо, еле слышно – для тебя. Знаю, ты не спал тогда, но ничего не сказал - да и что ты мог сказать… Твоя жена, раз уж ты ее так называешь, постоянно дергает тебя по каждой мелочи, особенно в выходные – мелкая слегка температурит и надо привезти лекарства, отменили продленку надо забрать пацана, дома вылетели пробки, на даче надо вскопать грядки...
Вот мы собрались поужинать дома, отметить годовщину. Ты за 2 недели договаривался на работе, что уедешь пораньше, я битых 3 часа кашеварила, готовила всякую вкуснятину – а потом она позвонила, что набрала слишком много продуктов в супермаркете и не может одна поднять сумки наверх, и ты уехал. Я понимаю, ты просто очень боишься превратиться в воскресного папу, а то и вообще в виртуального, в фотопапу. Ты очень любишь своих детей, они замечательные, хотя я их ни разу не видела.
Вот твоя мама – она в упор отказывается общаться со мной, по телефону обращается ко мне на Вы, и просит передать тебе трубку таким тоном, что я на этом конце провода покрываюсь инеем. Мне - ни разу ни одного слова за два года. Для нее я разлучница, беда, из-за которой она теперь почти не видит любимых внуков.
Вот у нас событие: ты влез в долги, я влезла в долги – и мы купили панельную двушку за МКАДом. Теперь я жительница Московской области, приезжаю на работу в 7:15. Пытаюсь хоть сколько-нибудь подремать в бесконечной утренней пробке, как держишься ты – вообще себе не представляю. Мы почти никуда не выбираемся – нет сил. В выходные иногда смотрим фильмы, которые я качаю из домовой сетки. Но чаще всего спим. Просто спим: просыпаемся, и снова засыпаем – и так целый день, чтобы запастись драгоценным сном на всю неделю. В горе и в радости, любимый.
Вот я, вечером еду домой с работы: сначала на метро, потом в маршрутке, потом еще немного пешком. Я перестала носить юбки, потому что мне каждый день в метро рвут колготки, а они денег стоят, перестала надевать каблуки, после того, как пару раз чуть не переломала ноги в давке. Теперь я хожу в джинсах и мягких тапках. Отращиваю волосы – глупо тратить деньги на стрижку, да и родной цвет волос у меня вполне нормальный, пепельно-русый. Я научилась сама делать себе маникюр и педикюр. Почти вся зарплата – и твоя, и моя – уходит на то, чтобы расплачиваться за квартиру, и конечно твоим детям, ну и жене. Бывшей. В горе и в радости.
Вот мои вторые горькие слезы. Случайно увидела твою жену с каким-то симпатичным мужиком в дорогущей Маллине под эскалатором в Атриуме, мы когда-то туда частенько заглядывали. Посреди рабочего дня - впрочем, она ведь у тебя никогда не работала, домохозяйка со стажем. Она сама за себя расплатилась, я специально дожидалась, чтобы посмотреть. Твоими деньгами расплатилась. Вечером я сказала тебе, что ты превратился в дойную корову, и что у всего есть предел. Ты ответил, что я пытаюсь настроить тебя против твоей семьи, что ты и не сомневался, что рано или поздно это случится, что я избалованная девчонка, которая не может спокойно перенести временные трудности. Плакала в ванной, открыв кран на полную – не хотела, чтобы ты услышал. Это ведь просто нервы, любимый. В горе и в радости. Пока смерть не разлучит нас. Вот две полоски на моем тесте на беременность – одна четкая, вторая пока еще немного расплывчатая, мутная. Не знаю, как это у нас получилось – ведь последний год секса почти не было. Я не спала ночь, а с утра сказала тебе. Ты улыбался, старался выглядеть радостным, но я его заметила - ужас в твоих глазах.
Это мне нужен ребенок – у тебя-то уже есть двое, да и тех нам так тяжело тянуть…
А вот… Отворачиваешься? Правильно, не смотри. Не для твоих это мужских глаз.
Съем яблочко, спрячу блюдечко. Чего не было, тому не быть.
Теперь знаешь, почему я так старательно затыкала тебе рот, когда ты пытался признаться мне в любви. Понимаешь, почему тогда, однажды, когда ты придумал какую-то замысловатую шутку, чтобы под ее прикрытием спросить меня, могла бы я, чисто теоретически, выйти за тебя замуж – я ответила, что ты для меня староват, и рассмеялась обидным девичьим смехом. Это был мой Оскар за лучшую женскую роль первого плана. Я без колебания стала бы твоей женой, родной мой человек, и была бы твоей надежей и опорой всю жизнь, и родила бы тебе детей - желанных, красивых и умных, и была бы тебе верна телом и душой. Все это было бы, если бы только наше счастье не надо было бы строить на твоем предательстве, и на детском горе.
Нет, нас с тобой не назовут мужем и женой, не родятся наши дети, не состаримся мы с тобой рядом, не станем похожими друг на друга, и не будем сидеть на завалинке возле дома, сросшись сморщенными руками.
И возможно, если правду говорит наивная древняя легенда о половинках, - ни ты, ни я, мы не будем больше ни с кем так счастливы, как были счастливы друг с другом.
И не исключено, что дряхлой сморщенной старухой я однажды взгляну в глаза своей смерти, присевшей на дорожку у моего изголовья – и увижу там тебя, и наконец прольются невыплаканные горькие девичьи слезы о нашей непрожитой жизни, о нашем счастье, от которого я добровольно отказалась. И тогда, сжалившись, нам дадут шанс в следующей жизни снова встретить друг друга – и быть вместе, и не терять никогда.
Но ни сегодня, ни потом, я ни на секунду не пожалею о том, что женскими хитростями и неженской ложью я так жестоко оттолкнула тебя от себя.
Насколько велика наша с тобой потеря – это еще предстоит узнать. Но детские слезы не пролились, а значит одно, бесценное, мы сохранили - наши души.
И вот еще что – ты прости меня, если можешь.