Красный шум

Человек стоит у стены обитой серыми тюфяками. Тюфяками здесь обита вся комната-пол,стены,потолок. И нет острых углов и окон. Человек идет вдоль стены,прислоняясь к ней,что бы не упасть. Он ощупывает тюфяки нервными пальцами,словно пытаясь найти щелку между ними,щелку наружу. Может,найдя ее он припадет к ней губами,в надежде выпить глоток воздуха не заточенного в эти стены.Свежего воздуха.
 Человек прижимается к мягкой стене и шарит по ней ладонью. Он всхлипывает и говорит что то. Непонятно что он говорит-он что то объясняет,оправдывается,и по лицу его текут слезы. Они постоянно текут-так же как постоянно-с упорным постоянством автомата,он бредет вдоль стены,щупает ее и что то говорит.С кем то невидимым он шепчет и обещает ему нечто известное лишь ему одному.

Человек ходит так уже двое суток. Человека нашли вот таким в лесу. Там он шатался,оборванный,с прядями спутанных волос свисавших на глаза,прижимаясь к могучим стволам деревьев,сбивая в кровь пальцы об их кору. Он ходил возле вязов и шептал что то.И плакал. Он же все время плачет. Так его и привезли в больницу-плачущего,кричащего что-то,с покрытыми ссадинами руками,лишенными ногтей.
Его,отчаянно вырывавшегося втолкнули в комнату обитую тюфяками и захлопнули дверь. И теперь он здесь. Здесь он не причинит себе вреда...

Земля в марте приходила в себя как человек,пробывший полгода в тисках тяжелой болезни. Она словно пошатывалась на паучьих ногах дистрофика,держась рукой за спинку своей койки. Она жадно глотала первый южный ветер,и на ее арбузообразном темени топорщились редкие волоски продрогших лесов. И по лицу Земли,лицу бесформенно-измученому текли потами слабости первые паводки.И она снова вздрагивала своим набухающим,отекшим телом,и вдыхала. Вдыхала ветерок,приносящий из зарослей сладко-тошнотворный запах падали,проспавшей под панцирем льда зиму,а теперь выползшей на солнце,и начавшей соединяться с вечным хаосом материи.

Весна,похотливая,течная сука шарила повсюду. По душам,по рукам,по глазам,наполняя их звериными огоньками,и пробуждая то что зимой казалось давно забытым...
Человек,механически гладящий стены обитые тюфяками,тоже знал весну. Его бег по лесу пришелся на первую неделю возрождения Земли. Человек помнит как неистово стегали его по щекам гибкие ветки ив,когда он продирался через них,катился кубарем в замшелые провалы канав,поднимался и не чувствуя боли ссадин бежал дальше. И его гнала весна.

Человек,оглушенный тюфяковостью комнаты так же меряет ее шагами. Он шепчет непереставая. Он так же шептал неделю назад-снова и снова убеждая ее в чем-то. Она была старше его на много лет-ей было сорок,ему-двадцать пять. Человек становился перед ней на колени,как перед иконой.Человек целовал ей руку.Он помнит-он много говорил ей много слов. Только не помнит,не помнит,не помнит каких. Он говорил ей что то со слезами,умоляя ее. Но о чем?Он не может припомнить.
А потом она затихла в постели,в ворохе скомканных,сбитых на пол простынь.Человек помнит ее-она была белая-белая. Только на ее изогнутой в сторону шее вряд как следы пуль на стене тюрьмы выстроились четыре синих пятнышка. Это были следы пальцев.Ее рука неловко и больно завернутая за спину так и осталась там.Человек видит как она дышала последние мгновения. Нет,не дышала-сражалась за каждый нечаянный глоток воздуха. Она трепетала как петух,которого держит за горло ласка. Она пила воздух со свистом,как что то плотное,как воду. И тогда ему надоело это он сжал пальцы сильнее.По ее телу пошла волнами крупная дрожь. На лбу и лице он видел испарину,и ему стало противно. Она широко раскрывала рот,словно пытаясь отторгнуть что то,и тело ее перекатывалось волнами судорог.

Человек долго потом наблюдал за ней.Вначале она стала твердой,как дерево. Ее суставы окостенели и не гнулись. Он попробовал высвободить ее руку,завернутую за спину. Ему не удалось.Прошел час,другой. Он лежал рядом с ней на кровати,следя за ней,словно ожидая чего то. К вечеру он с удивлением заметил,что она вдруг стала мягкой.Ее лицо даже изменилось. Оно приняло какое то выражение. Он дотронулся до ее колена,ступни. Они стали эластичными как у живой.Он обнял ее и припал ухом к груди. Он слышал шум. Но не  ее серца. Это был красный шум прибоя. Прибоя в его голове. Он пролежал с ней вместе в оцепенении целую вечность. Он сам словно стал окоченевшим,и даже усилием воли не смог бы заставить себя подняться...
Он даже задремал. Когда он открыл глаза,то встретился взглядом с желтым оком луны,пристально смотревшей в окно. Пока он спал она таки ускользнула. Жизнь видимо на минутку вернулась с пути в страну мертвых,и заскочила в ее тело,забыв что то. Как она ушла,и женщина снова сделалась каменной он не заметил.
Он взял со стола опасную бритву. Он с силой полоснул ей свою руку-тыльную сторону запястья. Он стоял в фиолетовых сумерьках у зеркала,и размазывал свою кровь по губам. От этого его рот стал большим и красным. Потом он повернулся к ней,не выпуская бритвы из рук. Теперь он видел ее всю,и всю ее комнату,не кусками,не через ощущения,а глазами и разумом охватывая это пространство. Он понял. Только сейчас,вглядываясь в нее,белевшую на подушках,поджавшую под себя ногу и руку,он понял что она умерла. Что он убил ее. Она же мертвая. От каменных глыб его сознания отхлынул красно-коричневый океан,обнажая истину.Он швырнул бритву на кровать и заметался по комнате. Он бегал по ней как ошпареный,натыкаясь на мебель и опрокидывая ее. Потом обессилев он упал в кресло. Красный шум нарастал. Он поглощал его сознание. И сквозь пелену,как капли ледяной воды по обритому темени щелкали минуты бытия,отбиваемые маятником маленьких часов.
Он терпел эти капли,забиваясь подальше в кресло,и глядя на стену и кровать пересохшими океанами глаз. А то,что еще утром было женщиной,наверное ухмылялось,заглядывая ему в душу. В душу где бушевал красный шум.

Он стоял на ногах посреди комнаты с переломаной мебелью и захлебывался в крике. От крика у него поплыли перед глазами стены и со свистом выпорхнул из под ног пол. Он прыгнул куда то,ослепнув и оглохнув одновременно.
Под утро он поднял голову. Он лежал на полу,около ее кровати. Вокруг валялась куча обломков часов. Он сел,чувствуя лишь боль в расшибленой голове. А правую руку он сжал в кулак. Он попытался разжать ее,но это оказалось нелегко,она одеревянела от судороги. Он разжимал собственную ладонь палец за пальцем,как у трупа. Потом он сидел уставившись на минутную стрелку,которую все это время сжимал в кулаке.

Потом он встал и пошел,но потеряв контроль над своими же движениями стукнулся лбом об стену. В припадке ярости он запустил попавшейся под руку статуэткой в стену,но руки его тряслись и он промахнулся.
Статуэтка расколола пополам круглый аквариум,стоявший на тумбочке.Он страшно испугался,и оцепенев вжался в стену,следя широко открытыми глазами за осклизлыми красными рыбками прыгавшими в груде стекла у его ног.

Потом залился трелью телефон. Он звонил,разрывая визгом провода,но его трубку никто не поднял. Он звонил в пустой квартире. В это же время человек бежал по лесу,падая в канавы,и продираясь свозь кусты. Его гнал страх и весна.

За окном распускаются похожие на груди девочки-подростка бутоны яблонь.
Человек стоит у стены обитой серыми тюфяками. Тюфяками здесь обита вся комната-пол,стены,потолок. И нет острых углов и окон. Человек идет вдоль стены,прислоняясь к ней,что бы не упасть. Он ощупывает тюфяки нервными пальцами,словно пытаясь найти щелку между ними,щелку наружу. Может,найдя ее он припадет к ней губами,в надежде выпить глоток воздуха не заточенного в эти стены.Свежего воздуха.