Эх, детство. Моё

Что-то вдруг вспомнилось мне ни с того ни с сего, как я однажды рыдала в 6 лет, рассматривая себя на младенческих фотографиях – так опять «маленькой» хотелось стать… Чтобы в кроватке лежать, ничего не делать, и чтобы тискали все и умилялись, и на ручках побольше держали, и чтоб на коляске мама катала. «Глупенькая, ведь ты ЕЩЕ маленькая», - говорили мне. А-а-а, врете вы все, маленькую нашли, но раз так говорите, то в качестве утешения мультики посмотреть можно.

Тот момент, когда я стала действительно большой – общепризнанной большой, – помню точно. Это когда мне всучили ранец – дурацкий такой, зелененький, с тремя утятами, я совсем не такой хотела, – и отправили в школу. Все, никаких мультиков, теперь ты большая, объявили торжественно. И вот я, со своим дурацким ранцем и двумя огромными белыми бантами (не понимаю, зачем такие огромные нужны были, я ж ими прохожих задеваю!) обреченно тащусь в первый раз в первый класс. И как потом выяснилось, не в последний. В смысле раз. А дальше, как в анекдоте про Вовочку: «Почему вы меня не предупредили, что эта волокита растянется на 10 лет?!!». Не сказать, чтобы учеба приносила мне особое наслаждение, хотя вроде совсем не трудно было задачки там всякие решать. Ну и на переменках весело было, особенно на своем ранце дурацком съезжать вниз по лестнице. Не то чтобы приятные ощущения от этого испытываешь, но зато сколько эмоций, да и ранец ни на что другое больше не годился… Моя собака это тоже прекрасно понимала и чтобы как-то выразить свое негативное отношение к зеленым утятам однажды открыла ранец и съела все мои учебники. И пеналом закусила. Мне-то совсем не жалко было, но мама сначала долго обзывалась на собаку нехорошими словами, а потом несколько дней бегала по переплетным мастерским и собирала учебники по кусочкам. Потому что время такое было: новые купить негде и не на что, а уже лето скоро и пора всё учительнице сдавать и ехать на дачу. И, естественно, сдавать их мне пришлось, блин!!! Мама, правда, честно написала записку, типа простите-извините, ребенок не виноват, сама не доглядела, не уберегла социалистическую собственность от расхитителей дворянской породы… Но меня этот подвиг Александра Матросова вовсе не успокоил, потому что училка у нас была очкастая кобра, и знали это все, кроме моей мамы. И для нее обгрызенные учебники все равно, что тяжкое преступление, наказанием за которое может стать только смертная казнь. Я уже предчувствовала тот момент, когда меня поставят на всеобщее обозрение перед классом и очкастая кобра, довольно потирая руки, достанет из шкафа топор. Или пистолет. А все вокруг, и даже Славка, примутся презирать меня, потому что я пионерка, и меня даже в первый заход приняли, а пионер и обгрызенные учебники, как известно, две вещи не совместимые. Тем более что с переплетом прокомпостированные зубами странички смотрелись еще ужаснее, чем без. А  в книжку по природоведению по ошибке вшили главы из «Му-му»…

Но все обошлось. Я понимаю, что в это трудно поверить, но бесславной смерти от рук очкастой кобры мне действительно удалось избежать. Мне даже не влетело. Меня даже никак не обозвали. Даже «пыльныммешкомхлопнутой». Потому что очкастая кобра укатила на дачу раньше меня, и обгрызенные учебники вместе с маминой запиской я вручила непосредственно в руки библиотекарю – добрейшей в мире женщине, имя которой, к сожалению, уже стерлось из моей памяти.

Зато теперь я знаю, что чувствует осужденный на казнь, когда ему вдруг объявляют о помиловании.

А ранец мне потом купили новый, прикольный, с медвежонком. На попе вниз по лестнице я уже на нем не ездила.