Письма

Время, душа моя, уже покорно до такой степени, что я почти уверен в зреющем бунте. Но настроение мое таково, что я жду восстания закатов и рассветов с нетерпением, и в случае робости заговорщиков сам готов склонить их к решимости. Ибо все дела с персонами, для которых мне было необходимо смирное время завешены, а сам я предпочитаю, чтобы секунды неслись по звуку моих шагов как свора гончих по следу.

Тем более что некоторое время назад произошли события, о которых тебе непременно следует знать. Как ты, наверное, знаешь, душа моя, у нас не принято иметь только одно имя. Поэтому все обращаются друг так, как ты сам представился или тебя назвали другие. Я давно привык, что одни зовут меня по имени с гербовой печати, другие – именем времен разбитых бокалов, третьи - именем времен дружбы с северным ветром, и так далее.

Но на днях в спину мне постучалось имя, а точнее – лишь часть его, да и та с ошибкой, - которого я ожидал менее всего. Так звала меня во время экспедиций в колониях та, что сидела в моей заплечной сумке. Имя это, стекавшее когда-то медом по спине и ночевавшее янтарем в сжатых пальцах, так и осталось в колониях и здесь его не знает никто.
Почти автоматически я поправил ошибку в первой части имени, обернулся, и вернувшийся разум подсказал мне, что окончание произносить не следует. Ибо важно не то, как звали в прошлом меня, а то, какими именами я сумею одарить в будущем ее.
Чем, душа моя, я с увлечением и занят в настоящее время, так как давно не придумывал имен, в которых мне принадлежит лишь половина, да и та - с ошибкой.

Пиши и ты мне, не забывай.