дневник Leda2

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста семьдесят девятый опус

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьдесят первый опус

Сколь весною урочно письмо,

Аонид лишь брильянтами тешат,

Вейтесь, звезды, Асии трюмо

Нас явит и Цианы опешат.

Хоть архангелы помнят ли сех

Златоустов, терницы вознимем –

Соглядайте еще в небесех

Вишни, агнцев, мы золото имем.

Вакх нестойкий астрал оцветил,

Где порхали блеющие Евны,

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста тридцать первый опус

Яков Есепкин

Черная белизна на портрете

Напрасно плел небесный свет

Узор надмирного соцветья.

Нахлынул день из бездны лет

И нет старинного бессмертья.

Одна серебряная ось

Сияет в мороке вселенной,

Держа все то, что взорвалось,

Перегорело в жизни бренной.

Сырое зеркало весны

Еще хранит отображенье

Сугробов талой целины,

Но в прошлом каждое движенье.

Яков Есепкин

Дует северный ветер

Что горело в пространстве тяжелом

И для нас, на века сорвалось,

Ветер плачет в ракитнике голом,

Мрак подъят на искрящую ось.

От готических замков холодных,

От летающих вычурных стен

Как взнестись ангелам до разводных

Небоцарствий, не внемля камен.

Тронут патиной мертвый декорум,

Всюду тленье и райский дурман,

Теней замковых блещущий форум

Яков Есепкин

Электрическое лицо

Реставрация смерти

Содрогнулась душа только раз,
Но осело внутри напряженье.
Электричество будто алмаз
Режет странное изображенье.

Покачнулся престольный штатив,
И в просеянном безднами свете,
Раздвоясь, мировой объектив
Смерть представил на фотокассете.

Распадается белый овал,
Если хроника дня оживает,
А едва освещается зал --
Он горит и людей убивает.

Яков Есепкин

Райцентр в метрополии

Паратрюизм

I

Райцентр мелководной рекой

Спешит в допотопное устье.

Над эрою мертвой петлей

Повисло его захолустье.

Лицейской науки гранит

Суть радужной свечки огарок,

Развеял пыльцу аонид

Акрополь под сводами арок.

Кусты, поэтичнее саг,

В плену тошнотворной свободы

Стоят, словно их натощак,

Яков Есепкин

Парии в городе

Уж на роду или на лбу

Написано такое было,

Но скорую его судьбу

Здесь надвое переломило.

Кармином свеч обагрено

Преображение былого.

Быть может, смерть и есть одно

Каллиграфическое слово.

Все плотно замели снега,

Погибельно блестя в порталах,

Ступала здесь ее нога,

Коль свята жизнь и в листьях палых.

Теперь, когда восход уныл

Яков Есепкин

Созерцание

Пред собранием вод

Сельский полдень разверзся над нами

И дрожащий набросил атлас,

За колхозными пряча стогами

Золотой белогрудый запас.

Зыбким блеском текучего зноя

Привечают купальщиц брега,

Ныне юные Дафнис и Хлоя

Прибежали на эти луга.

Денно голые жизни утюжит

Диск горящий, несясь от зимы,

И пространство келейное рушит,

Яков Есепкин

Стансы

Снова листья бурые под снегом

Будто заметались в полусне,

Вспыхнул над мерцающим ковчегом

Лунный огнь в пурпурной вышине.

Значит, все еще владеет нами

И в миры иные не ушло

Вставшее над снежными холмами

Осени прощальное тепло.

Хватит ли его для оглашенных,

Время колокольчиков темно,

Литий по церковным совершенных

Слышать фарисеям не дано.