Своим великолепием Флоренция обязана обилию мрамора, фарфора, красок. Визит в мастерские каменотесов, столяров и кузнецов
Черепки под скальпелем хирургов
Трое друзей склеивают битый фарфор
Cотворенная из глины Мадонна вновь твердо стоит на треснувшем пьедестале. А всего час назад она начинала крениться, стоило только кому-то из горячо спорящих мужчин в заляпанных клеем фартуках провести ладонями по ее одеянию. Но для любой статуи, пережившей самое страшное падение, визит к Джулиано Лаи, Симоне Каммилли и Якопо Чекки заканчивается полным «исцелением».
Когда-то друзья купили лавку близ церкви Санта-Мария-Новелла и устроили в ней мастерскую. С тех пор они колдуют здесь над черепками фаянса, осколками майолики, битым стеклом и фарфором. Они возвращают к «жизни» и статую Мадонны, доставшуюся одному из их клиентов по наследству, и треснувшую тарелку XVII века из фамильного сервиза 90-летнего маркиза. К докторам по части ломких произведений искусства приезжают антиквары из Палермо и Парижа, к ним обращаются за помощью коллекционеры фарфоровых кукол.
Неразлучная троица и работает слаженно: Якопо очищает черепки и осколки от грязи и подгоняет их друг к другу; Симоне склеивает их смесью цемента, гипса, мраморного порошка и смолы, а Джулиано покрывает патиной, полирует, эмалирует, окрашивает, наносит позолоту. Отремонтировать изделия из фарфора и стекла — это всегда сложная задача. «И тот, и другой материал совершенны, — говорит Симоне. — Керамика, напротив, неприхотлива, чинить керамические предметы гораздо легче».
Восстановить фарфоровую тарелку так, что и комар носа не подточит, стоит 600 евро. А если на просвет трещинки все же видны, то друзья возьмут с клиента лишь 150 евро. В покалеченное произведение искусства можно не просто вдохнуть новую жизнь, но и придать ему новую эстетическую ценность — если, конечно, виртуозно владеешь своим ремеслом. Когда Джулиано, Симоне и Якопо рассуждают об этом, их глаза светятся от счастья. И тогда начинаешь разделять их озабоченность: люди могут со временем утратить понимание того, насколько прекрасны и уникальны эти хрупкие предметы культуры. А вместе с этим пропадет и уважение к ним, мастерам.
Династия каменотесов
Мастера Соллаццини создают шедевры из мрамора, гранита и гипса
Мастерская Соллаццини покрыта тонким слоем мраморной пыли, поэтому все здесь кажется застывшим. Даже резцы и рукавицы на столах кажутся деталями натюрморта. На стенах — замысловатые капители и рельефы из гипса и камня. Тронутые ржавчиной молоты прислонены к копиям грандиозных колонн Никколо Пизано.
«Мир флорентийских каменотесов очень изменился, — говорит 74-летний Андреа Полли, правнук основателя фирмы, последний представитель династии. — Сегодня мы чаще всего занимаемся реставрацией за пределами мастерской — там, куда нас позовет заказчик».
Еще мальчиком Андреа часами наблюдал за тем, как сорок человек, работавших в мастерской его деда, в клубах пыли резали и полировали мрамор, гранит, травертин, туф, оникс, создавая безукоризненные копии «Давида» или «Пьеты», которые аристократы и епископы ставили в своих палаццо и храмах. Но потом делегаты Второго Ватиканского собора (1962—1965) запретили украшать интерьеры храмов пышным убранством. Тогда Соллаццини стали продавать свои поделки в США — тамошние церковные общины предпочитали эклектичный китч, а в Италии переключились на реставрационные работы. Мастера фирмы вернули, например, былой блеск дворцу Пикколомини в Пиенце.
Однако и реставрации памятников эпохи Возрождения, похоже, приходит конец. Итальянское правительство вынуждено экономить. «Власти не хотят реставрировать памятники культуры руками мастеров, предпочитая дешевый ремонт», — жалуется Андреа Полли. Чтобы как-то выжить, мастерская делает купальни в стиле «Тысячи и одной ночи» для заказчиков из ОАЭ.
В «пещере» краснодеревщиков
Бруно и Ливио Миччинези реставрируют старые рамы и мебель
Вмастерской царит полумрак. Рассеять его не в силах ни свет, проникающий сквозь пыльные окна, ни неоновая лампа над верстаком. Тишину здесь нарушают лишь приглушенные звуки, когда отец и сын начинают что-то скоблить. Мир Миччинези — это и кладовка чудес, и музей инструментов. На полках — ряды всевозможных ножичков, напильников и рубанков, с потолка свисают лучковые пилы, по соседству с ними — струбцины и сверла, похожие на гигантские штопоры.
«Любому ремесленнику нужно уединение», — говорит Бруно, которому идет уже восьмой десяток. В будни он зажигает свет в мастерской в шесть утра, а гасит в семь вечера. И не отказывает себе в удовольствии поработать за верстаком в субботу, а то и в воскресенье.
Шестьдесят лет минуло с той поры, когда крестьянский сын начал трудиться рассыльным у столяра-краснодеревщика и полюбил эту профессию. Она привела его даже в Нью-Йорк. Его 47-летний сын Ливио вырезает желобчатой стамеской затейливый орнамент на раме из орехового дерева, не отступая от рисунка ни на миллиметр. Младший Миччинези любит реставрировать рамы с богатым историческим прошлым. Его лучшая работа — 13 метров декора, обрамляющего картину Джорджо Вазари, знаменитого живописца, зодчего и историка искусства.
Ливио окончил университет, но желание работать рядом с отцом оказалось сильнее любых наук. Только вот времена, когда антиквары выстраивались в очередь к мастерам Миччинези, прошли. Сегодня на родине Леонардо да Винчи и Микеланджело вымирают художественные ремесла. И потому Миччинези замыкаются в своей «пещере», отгородившись от суетного мира любовью к красному дереву.
Где еще поет молот
Синьорини обречены создавать шедевры
Это царство старинных ключей и замков, дверных ручек и шарниров находится в Старом городе. Из кузницы доносится итальянская поп-музыка. 70-летний Пьеро и его сын Франческо любят петь, не отрываясь от работы. Они всегда в хорошем настроении, даже когда срочный заказ требует предельного напряжения сил. Как сейчас, например: надо изготовить две дюжины латунных ручек для оконных рам — выковать их, снять окалину, отполировать и покрыть патиной по моделям XV века.
Как и кузнецы тех времен, Синьорини все делают вручную. Разве что полировальный станок приводится в действие электромотором, а не ножной педалью, а металл раскаляется газовой горелкой, а не угольным горном. Других таких кузниц во Флоренции уже не осталось. В коллекции Синьорини около ста старинных ключей, и каждый изготовлен по особому шаблону. Эти мини-шедевры с изящными головками и идеально отшлифованными бородками (фигурными выступами на стержне ключа) — итог филигранной работы, требующей, по словам Франческо, огромного терпения и сообразительности. «Меньше чем за двенадцать часов такой ключ не сделать», — говорит мастер. Поэтому и стоит он от 300 до 450 евро.
Франческо учился у отца. «Ты должен красть глазами то, что не объяснить словами!» — любил повторять тот. Еще в детстве, помогая прибираться в мастерской, Франческо знал, что пойдет по стопам отца и однажды станет хозяином кузницы. Синьорини догадываются, что ремесло, в которое они вкладывают всю душу, рано или поздно зачахнет. Их новые соседи, купившие дома и квартиры в Старом городе, если и заходят к Синьорини, то только с жалобами на «грохот из кузницы». «Это поет наш молот. Бом-бом, бом-бом, бом-бом…» — улыбается Франческо.
Средь голов и волос
Филиструкки делают парики для оперных театров с 1720 года
В мастерской пахнет пудрой, порошком от моли и волосами. Габриэле Филиструкки, хозяин мастерской, которому лет семьдесят, рассказывает о своей родословной, поправляя на манекене роскошные локоны собственного производства. Примерно в 1720 году первый Филиструкки заделался «фигаро» — стриг, брил, подкрашивал, удалял зубы, ставил знатным людям пиявки. Слава к Филиструкки пришла в конце XVIII века — вместе с расцветом театрального и оперного искусства. Именно тогда они начали создавать парики для певцов, исполнявших роли в «Травиате» и «Турандоте». В 1969 году семья изготовила 422 парика для постановки «Аиды». В париках от Филиструкки выступали Мария Каллас, Лучано Паваротти и многие другие мировые оперные знаменитости. «Темная волна волос, ниспадающих на плечи Аиды, создана за 80 часов ручной работы», — объясняет Габриэле.
Их коллекция насчитывает 220 образцов деревянных голов — для любого черепа найдется соразмерная «голова». В натянутый на нее тюлевый чепчик вплетают вязальным крючком человеческие волосы. Дамский парик средней длины стоит 2500 евро. Клиентов из театрального мира стало меньше, зато теперь заказывает парики самая разношерстная публика. Это помогло семейству пережить упадок оперного искусства и два мощных наводнения. Река Арно выходила из берегов в 1844-м и 1966-м, погубив историческую коллекцию париков. Теперь главная угроза — дешевые парики из Азии. Для европейских голов, считают Филиструкки, китайский волос толстоват и непокорен. А вот волосы юных послушниц очень хороши. Перед тем как дать обет, они стригутся наголо. «Такие блеск и эластичность увидишь только в рекламе шампуня», — говорят мастера. 
http://www.geo.ru/puteshestviya/remeslo-ka...
