Про первый сезон «Молодого папы» хочется написать сто экранов, но это решительно никому не нужно. Если кто сам вдруг не понял, что это абсолютно лучший сериал, когда-либо снятый для телевидения — тому и объяснять бесполезно. Смею, впрочем, надеяться, что таких недогадливых нет среди читателей этого журнала. Есть те, кто не успел ещё посмотреть — им я от души завидую, потому что впереди у них — 10 часов чистейшего кинематографического счастья. Остальным (и себе) посочувствую: первый сезон снимался три года, и вряд ли второй снимут быстрей.
Но вот про заставку к каждой серии, где Джуд Лоу проходит мимо шедевров религиозной тематики, напишу много экранов прямо здесь и сейчас, потому что это не самые известные и узнаваемые картины; при этом для сюжета «Молодого папы» все они имеют важное значение. Интерпретация этого значения в общем случае двусмысленна, в духе той дихотомии diabolical/angelical, над которой ломают голову персонажи сериала, начиная с карикатурного Маттео Ренци. Ответа они, как правило, не находят, но в таких вещах, как отношения между Богом и человеком, вопрос по определению главнее, чем ответ. Так что давайте просто разберёмся с видеорядом.
Прежде всего, не стоит думать, будто живопись и скульптура, на фоне которой происходит действие сериала и/или заставки, имеет физическое отношение к Ватикану и его художественным коллекциям. К такому уровню фактической достоверности у Соррентино нет ни малейшего интереса (об этом легко догадаться по финалу «Юности», где вся венецианская топография вывернута наизнанку покруче, чем в бондиане; в «Молодом папе» этот фокус повторён с особым цинизмом — выдумыванием невозможной остановки вапоретто San Vio). Самая главная картина с бородатой женщиной, на которую поочерёдно смотрят то в Апостольском дворце, то в Ватиканском музее разные герои сериала, висит вообще в испанском Толедо, в той самой больнице кардинала Таверы, где 47 лет назад снималась бунюэлевская «Тристана». Что это за картина — см. пост в моём Телеграме.
Итак, заставка. В ней Джуд Лоу под инструменталку Боба Дилана (All Along the Watchtower — впрочем, в версии рэпера Девлина, 2012, а не Дилана и ни Джими Хендрикса) проходит мимо девяти картин и одной (ожившей) скульптуры. Связь всех этих шедевров — исключительно тематическая: это ключевые эпизоды из истории христианства и католицизма. Музыка, при всём своём электрическом звучании, отсылает тоже куда-то в ту сторону: Watchtower, откуда стражники углядели двух приближающихся всадников, упоминается в 21-й главе Исайи, с её 5 стиха.
Перечислим же экспонаты, мимо которых проходит Пий XIII под древний гитарный запил Боба Дилана в исполнении новомодного Девлина.
Начинается история, естественно, с Рождества.
Первая картина — «Поклонение пастухов» утрехтского караваджиста Геррита ван Хонтхорста. Она написана в 1622 году и хранится сегодня в кёльнском музее Вальрафа-Рихартца.
Вторая картина — фреска Пьетро Перуджино «Вручение ключей апостолу Петру» (1482), которая могла бы по сюжету попасть в кадр целых три раза, поскольку находится в Сикстинской капелле Ватикана, где главный герой сперва заставляет кардиналов целовать его туфлю, а потом возводит в сан Гутьерреса и дона Томмазо. Но мне кажется, я понимаю, почему в этих сценах Перуджино в кадр не попал. А под титры он каждый раз очень красиво проплывает через весь экран справа налево.
Следом идёт «Обращение Савла» Караваджо (1600-1601), хранящееся в часовне Черази в соборе Санта Мария дель Пополо. То есть в Риме, но не в Ватикане, а на другом берегу Тибра, на месте бывшей гробницы императора Нерона. Какое отношение к сюжету «Молодого папы» имеет тема обращения гонителей в апостолов — объяснять нужно только тому, кто не смотрел первый сезон. А для них это был бы спойлер.
Греческая православная икона, изображающая осуждение ересиарха Ария в 325 году на Никейским соборе. может трактоваться и просто как важная веха в истории Церкви, и более конкретно — как отсылка к истории лжепророка Тонино Петтолы, выдававшего одну из своих овец за Богоматерь. Не удивлюсь, если во втором сезоне мы увидим Тонино в той же позе, в какой предстаёт на иконе осуждённый Арий.
Пятая картина — историческое полотно миланского романтика Франческо Айеца, на котором амьенский монах и проповедник Пётр Пустынник поднимает отбросы французского и фламандского общества на Крестовый поход бедноты. Стоит тут вспомнить, что Пётр Амьенский в своих проповедях ссылался на прямые указания, полученные от Бога… Картина Айеца написана между 1827 и 1829 годом. Сейчас она хранится в частном собрании в Милане.
Шестая картина — позолоченная доска Джентиле да Фабриано «Стигматы Св. Франциска», созданная великим мастером международной готики в 1420 году, за 7 лет до смерти. Доска хранится на вилле в небольшом городке Пармской области. Со Святым Франциском у главного героя сериала отношения трижды сложные. Во-первых, сценарный Пий XIII — прямая противоположность реальному папе Франциску, возглавившему Ватикан в том самом 2013 году, когда сериал запускался в производство. Собственно, главная сюжетная пружина первого сезона «Молодого папы» — вопрос: что случилось бы, если б конклав выбрал не добренького Франциска, а сурового Доминика? Во-вторых, в сериале есть сцена, где Пий XIII очень жёстко опускает и троллит братьев-францисканцев, пришедших требовать его отставки — и издевается он при этом именно над фирменной их францисканской босоногостью, из-за которой в Италии их чаще называют «босяками» (scalzi), чем братьями (frari). Третья сложность — что и с самим Франциском Ассизским не всё так очевидно, как мы привыкли думать. Это сегодня, благодаря своим последователям, он нам кажется добреньким и терпимым, а для XIII века он был вполне себе фундаменталист. Так что идеи Ленни Белардо про возврат от комфортной осовремененной part-time веры к настоящему хардкору, возможно, ближе к идеям Св. Франциска, чем либеральная позиция папы, взявшего себе его имя. Нужно просто понимать, что для Соррентино всё это не сценарные ходы для красоты сюжета, а очень реальные и важные вопросы про жизнь и современность. Вопросы, которые режиссёру важнее задать, чем ответить на них.
Седьмой экспонат — картина испанского барочного живописца Матео Сересо-младшего «Святой Фома из Вильянуэво, раздающий милостыню». Она написана в 1660-е годы и хранится в Лувре. Герой картины — ещё одна противоположность Ленни Белардо из первого сезона: яркий оратор, харизматичнейший проповедник своей эпохи, упрямо отказывавшийся от важных руководящих постов в церковной иерархии, но при этом до такой степени зацикленный на публичной благотворительности, что однажды он даже продал свой матрац, чтобы вырученные деньги раздать нуждающимся. Зато у него был тот же диагноз, который поставят Пию XIII врачи из больницы Дзаниполо в первой серии второго сезона, когда и если она будет снята (ну не сможет режиссёр удержаться от показа этой больницы, если Венеция — столь очевидный центр его Вселенной). Впрочем, я совершенно не уверен, что Соррентино заморачивался биографией персонажа картины Сересо, или ждёт того же от зрителя. Возможно, ему просто нужно было в этом месте мутное пятно с кардинальской тиарой в центре кадра. Хорошим подтверждением этой гипотезы могут служить десятки других шедевров испанской и итальянской живописи на тот же самый сюжет. Сересо им явно не конкурент, и выбран за мутность, а не за наглядность.
Восьмая картина принадлежит кисти забытого ещё при жизни флорентийского живописца позднего Возрождения, по кличке Пассиньяно, — из тех, кого Беренсон насмешливо именовал tenth-rate artists. Даже его настоящей фамилии история искусств не сохранила, зато известно, что он помогал Дзукари заканчивать за Вазари унылейшую роспись купола во флорентийском Дуомо. Все мы видели эту роспись, но мало кто вспомнит, о чём она… Картина Пассиньяно, которую Соррентино включил в слайд-шоу, изображает Микеланджело Буонаротти, представляющего папе Павлу IV проект собора Св. Петра. Хранится это полотно в доме-музее Буонаротти во Флоренции. Какое отношение имеет его сюжет к сериалу — не требует объяснений. Все ключевые слова на поверхности.
Следующий кадр ненавязчиво готовит нас к оглушительному финалу ролика. Это картина амьенского художника-гугенота Франсуа Дюбуа «Варфоломеевская резня». Полотно, созданное между 1573 и 1584 годом, живописует зверства французских католиков во время гугенотской резни. Сам художник чудом избежал гибели, найдя убежище в кальвинистской Женеве. Там один его единоверец, банкир из Лиона, заказал ему эту картину в память о пережитой французскими гугенотами трагедии. По странному стечению обстоятельств, это единственная дошедшая до нас работа Дюбуа. И та осталась в Швейцарии, где поныне хранится в Кантональном музее искусств Лозанны.
Варфоломеевская ночь совершенно точно не имеет никакого отношения к событиям сериала, но она имеет очень прямое отношение к сюжету ролика. Там от самой сцены Рождества, одновременно с движением Пия XIII вдоль картин, в верхней их части пролетает огненная комета, поджигая разные элементы изображения. На полотне Сересо загорается венок в руке ангела, на картине Пассиньяно она поджигает зонтик над головой Микеланджело, а в сцене Варфоломеевской резни поочерёдно начинают пылать все крыши Парижа. Впереди по сюжету ролика нас ждёт пиздец всему, бессмысленный и беспощадный. Причём он ждёт нас уже не в условном двумерном пространстве классической живописи, а в 3D с живым актёром.
Последний экспонат по ходу папской прогулки — ожившая инсталляция современного итальянского скульптора Маурицио Кателлана La Nona Ora («Девятый Час»). Она создана в 1999 году и изображает тогдашнего папу Иоанна Павла II, придавленного к ковровой дорожке упавшим с неба метеоритом. Метеорит — каменный, папа — восковой. Название инсталляции отсылает к сцене смерти Иисуса Христа, испустившего дух на девятый час (см., например, Евангелие от Марка, 15:34-37), что соответствует трём часам дня по католической традиции. Инсталляция входит в огромную коллекцию современного искусства французского миллиардера и мецената Франсуа Пино и периодически выставляется в музеях. Правда, на большой выставке Пино в бахметьевском гараже в Москве (когда он был ещё «Гаражом», а не Еврейским музеем) показывали другую скульптуру Кателлана.
«Девятый Час» как художественное высказывание невозможно объяснить в отрыве от личности и биографии главного героя инсталляции. К моменту её создания 79-летний Кароль Юзеф Войтыла уже 21 год возглавлял католическую церковь, пережив на этом посту два покушения, операцию по удалению опухоли кишечника и перелом шейки бедра. К тому же понтифик страдал прогрессирующим паркинсонизмом. Он мог бы уйти на покой по возрасту и состоянию здоровья, как сделал позже его преемник. Но вместо этого Иоанн Павел II продолжал активную публичную деятельность, ездил по миру, посредничал в урегулировании политических и военных конфликтов, проповедовал, писал книги… Кателлан интерпретирует эту историю как добровольное мученичество старого, больного человека. Поэтому метеорит, кладущий конец страданиям понтифика — это акт высшего милосердия, как и смерть Христа в Девятый Час. В Евангелиях этот момент явно прописан: как только Христос зовёт Бога, Бог сразу же прекращает его мучения. Кателлан в своей инсталляции оказывает такую же милость Иоанну Павлу II — за 6 лет до того, как тот действительно отмучался.
Для Соррентино вся эта фабула 18-летней давности — лишняя. От инсталляции Кателлана он оставляет только мощнейший визуальный образ, переосмыслив сюжет. Экранная версия «Девятого Часа» — не про милость Божью. Она — про всю католическую церковь, «умирающую от старости» (это не метафора и не интерпретация, а прямая цитата из закадрового текста в первой сцене 6-го эпизода: What did he die of? The same thing our Church is going to die of. Old age.). Но Ленни Белардо не даст Ватикану умереть в своей постели от старости. В его персональное Рождество (а он, как мы помним, вылез в начале первой серии из-под кучи убиенных младенцев с картины Карото) в небе зажглась Вифлеемская звезда, которая с каждым его шагом прибавляет в разрушительной силе. И после Варфоломеевской ночи она из мультяшной хвостатой кометы, шалящей на картинах старых мастеров, превращается в тот самый убойный кателланов метеорит. Который в заключительной сцене пролога сбивает с ног не позапрошлого папу, ушедшего из жизни 12 лет назад, а весь актуальный институт папства. Актёр, играющий «старого папу» в этой заключительной сцене, совсем не похож на Кароля Йозефа Войтылу, живого или воскового. Зато он похож на двух последующих персонажей ватиканской истории: Йозефа Ратцингера и нынешнего папу Франциска I.
Открытым для интерпретации в этой сцене остаётся лишь один вопрос: а кто же тут сам Пий XIII? На первый взгляд, он — тот самый метеорит, сметающий старую ватиканскую гвардию. Именно так воспринимает его дряхлый кардинал Кальтанисетта, и зритель обречён с ним периодически соглашаться. Но мы к этому моменту уже приучены к фирменной двусмысленности центральных соррентиновских метафор — и мы легко найдём в сцене падения метеорита прямо противоположный сюжет. Ведь Ленни Белардо собирается пробыть папой всю оставшуюся жизнь — и покинуть Святой Престол лишь ногами вперёд, как исходный герой инсталляции Кателлана. В момент избрания папой ему 47 лет, то есть он на 10-11 лет моложе Войтылы. Но он уже болен, и никакой фитнес с теннисом по ходу пьесы не сделает его здоровей. Впереди его ждут артрозы с артритами, инсульт и слепота, как Ратцингера, онкология и Паркинсон, как Войтылу, пневмония с разрывным кашлем, оборвавшая жизнь Пия XII в 1958 году, или его собственный набор диагнозов, один из которых мы уже угадываем. Так что однажды его персональная Вифлеемская комета, потерявшая огненный хвост и превратившаяся в чёрный ноздреватый метеорит в форме пушечного ядра, сметёт и его самого. Ленни Белардо собирается править долго, но он не будет править вечно. Рано или поздно его комета его догонит, чтобы поставить точку.
Я почти уверен, что такой сцены Соррентино снимать не планирует, но задуматься над этой перспективой он нас уже пригласил. И дал примерно три года на размышления.
«Молодой папа»: 10 старых картин и одна современная скульптура
Разместить рекламу на «Италия по-русски»
