Рафаэль в России: почему итальянский гений - наше все

Открытие выставки От Рафаэля до Гойи в ГМИИ им. А.С.Пушкина. Архив

Анна Михайлова, специально для МИА "Россия сегодня"

В Москву привезли восемь живописных и три графические работы Рафаэля из лучших музеев Италии – выставка открывается для широкой публики во вторник. Посетители Пушкинского впервые увидят знаменитый "Автопортрет" художника из галереи Уффици, а также парные портреты Аньоло и Маддалены Дони, и эталонное изображение богоматери кисти Рафаэля – "Мадонну Грандука".

Картины и рисунки будут сопровождаться текстами современников великого итальянца, а также стихами русских поэтов. По замыслу устроителей выставки, это поможет посетителям почувствовать многовековую связь между творчеством Рафаэля и нашей культурой.

Куратор выставки и главный научный сотрудник ГМИИ им. Пушкина Виктория Маркова рассказала о том, как полотна итальянца повлияли на русских писателей и живописцев.

Рафаэль и Пушкин

К его имени сложно подобрать эпитеты, да они ему и не нужны. Рафаэль – абсолютная величина, эталон, на который равнялось не только всё европейское, но и мировое искусство. Не зря еще при жизни современники называли художника divino– "божественный", а после кончины удостоили места в римском Пантеоне.

Его произведениями гордятся лучшие галереи планеты. В первую очередь, безусловно,– это итальянская Уффици, предоставившая Пушкинскому работы для этой беспрецедентной в отечественной истории выставки.

В российских собраниях Рафаэль сегодня представлен всего двумя полотнами, да и о них знают далеко не все. Тем не менее, так было не всегда. Куратор выставки Виктория Маркова отмечает, что именно наличие произведений великого итальянца и копий с них в коллекции Эрмитажа в своё время способствовало созданию его культа среди русских художников, писателей и поэтов.

Так, Пушкин в 1819 году увидел в Эрмитаже картину "Мадонна с безбородым Иосифом" и написал о ней стихотворение "Возрождение". Впоследствии этот образ появлялся в произведениях поэта не единожды.

Даже сватаясь к Наталье Гончаровой, Пушкин посвятил ей сонет "Мадонна", где сравнил возлюбленную с еще одним творением Рафаэля – "Бриджуотерской Мадонной".

Примечательно, что в отличие от своих друзей – Жуковского и Кюхельбекера – Пушкин никогда не выезжал за границу и не видел в Дрездене легендарную "Сикстинскую Мадонну", которая на долгие годы стала для русской интеллигенции квинтэссенцией творчества Рафаэля и высшей точкой развития гуманистических идей Возрождения. Но, кажется, связь между двумя гениями была выше физического присутствия.

Маркова напоминает, что еще критик Белинский писал о своем свидании с шедевром Рафаэля в Дрездене: "Я невольно вспомнил Пушкина: то же благородство, та же грация выражения, при той же верности и строгости очертаний! Недаром Пушкин любил Рафаэля: он родня ему по натуре". Это заочное родство выразилось и в таком созвучном романтизму, на котором выросло поколение Пушкина, совпадении: Александр Сергеевич, как и Рафаэль, погиб в 37 лет.

Рафаэль и Достоевский

Почти все знаковые фигуры русской литературы XIX века оставили свой отзыв о "Сикстинской Мадонне", но именно в произведениях Достоевского картина появляется с постоянством наваждения и всегда в разном образе. Гравюру с дрезденского полотна видит Аркадий из романа "Подросток". Перед ней проводит два часа, так ничего не поняв, жена губернатора в "Бесах". Там же профессор Верховенский называет "Сикстинскую Мадонну" "царицей цариц" и "божественным ликом великого идеала", а Свидригайлов в "Преступлении и наказании"– "скорбной юродивой". Даже в описании портрета Настасьи Филипповны из "Идиота" мы узнаем канонические черты рафаэлевской богоматери, считает Виктория Маркова.

О преклонении Достоевского перед гением итальянца писала и его жена Анна Григорьевна, вспоминая, как Федор Михайлович во время их поездки за границу часами стоял перед любимым полотном, "умиленный и растроганный". Примечательно, что мастер изображения нравственного падения человека, мрачный Достоевский видел в "Сикстинской Мадонне" светлый идеал духовности и гуманизма, которого так не хватало писателю в жизни. Для него это была не просто картина, а икона, великий христианский образ. В этом смысле Достоевского можно назвать последним приверженцем романтизма в отечественной литературе.

Репродукция картины великого итальянца висела над диваном, на котором скончался великий русский писатель, оказавший не меньшее влияние на мировую культуру, чем Рафаэль.

Рафаэль и академисты

С конца XVIII века лучшие воспитанники Академии художеств стали получать стипендии на поездки в Европу и чаще всего отправлялись в Италию, где совершенствовали свои навыки, копируя работы мастеров Возрождения. Эти копии затем высылались в Петербург в качестве отчетов, и там на них учились начинающие художники, которым еще не посчастливилось попасть за границу.

Таким образом, несмотря на формальное главенство стиля французского классицизма, в сознании многих академистов Рафаэль закрепился если не как эстетический, то как профессиональный ориентир.

Виктория Маркова приводит такой пример: выдающийся исторический художник Карл Брюллов, который работал в Италии с 1822 по 1834 годы, благодарил итальянского классика за то, что тот освободил его от "наклонности к манере французской школы". Именно под влиянием Рафаэля, в частности его композиции "Пожар в Борго", Брюллов написал своё самое знаменитое полотно "Последний день Помпеи", которое произвело фурор в Европе. После этого Брюллова стали называть "русским Рафаэлем".

В начале XIXвека в Рим стали отправлять и русских художников на пенсии. В их обязанности также входило копирование работ Рафаэля в Ватикане. Одним из таких посланцев был Александр Иванов, автор монументального "Явления Христа народу". Уже будучи маститым живописцем, Иванов признавался в письмах отцу, что мучается от неспособности передать обаяние "Сикстинской Мадонны".

Рафаэль и реформаторы

Рафаэль продолжал тревожить русских художников и в эпоху перемен. Во второй половине XIX века мировое искусство искало новые пути выражения, постепенно отходило от классических канонов прошлого. Во Франции появился импрессионизм, в России – передвижники. Против академизма открыто выступили Крамской, Ге, Перов, Шишкин, Репин, Суриков и другие знаковые фигуры российской художественной сцены. Главной мишенью своего нигилизма многие из них избрали Рафаэля.

Пожалуй, нагляднее всего эта попытка замахнуться на абсолютный авторитет описана в романе Тургенева "Отцы и дети". Виктория Маркова приводит сцену, где Кирсанов в разговоре с Базаровым делится: "Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой, Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет". В ответ нигилист заявляет, что Рафаэль "гроша медного не стоит". Невысокого мнения об итальянце был и Репин, писавший о своем визите в Рим: "Только один Моисей Микеланджело действует поразительно. Остальное, и с Рафаэлем во главе, такое старое, детское, что смотреть не хочется".

Однако не все передвижники разделяли антирафаэлевские взгляды, напоминает куратор. Тот же Крамской, учитель Репина, преклонялся перед гением мастера и считал его Мадонну произведением великим и вечным, "даже и тогда, когда человечество перестанет верить".

К окончательному разрыву с ценностями, которые олицетворяет Рафаэль, стремились революционеры от искусства в начале ХХ века.

Активный поиск новых форм художественного языка тогда совпал с открытием древнерусской живописи и в частности иконописи, что во многом способствовало развитию авангарда. Радикальный отказ от мирового культурного наследия выразился в призыве сбросить классиков "с парохода современности".

Наглядным примером этой жажды уничтожить прошлое служит стихотворение Владимира Кириллова "Мы", где есть строчка "Во имя нашего завтра — сожжем Рафаэля, / Разрушим музеи, растопчем искусства цветы".

Рафаэль и наше время

Русский авангард действительно отказался от традиций Рафаэля, во многом заложив основу современного искусства. Тем не менее, связь итальянского мастера с Россией мистическим образом оставалась неразрывной в течение всего ХХ века. В 1945 году сокровища Дрезденской галереи, обнаруженные советскими солдатами в туннеле каменоломни после отступления нацистов, привезли в ГМИИ им.Пушкина.

Через 10 лет, накануне возвращения шедевров в ГДР, зрители получили уникальную возможность увидеть "Сикстинскую Мадонну" на выставке. Три месяца музей жил как в осаде – людское кольцо замкнулось вокруг здания. Граждане государства, отказавшегося от религии и "буржуазных ценностей Запада", готовы были ночевать у дверей, чтобы увидеть шедевр, так глубоко повлиявший на духовную жизнь страны.

К счастью, сейчас нет нужды идти на такие крайние меры. Вход на выставку "Рафаэль. Поэзия образа" будет осуществляться по сеансам, так что попасть туда до 11 декабря смогут все желающие.

Культура и искусство