Booking.com

Примите мои извинения

Разместить рекламу на «Италия по-русски»
Изображение пользователя Валерия Пиффари.
Недавно я писал о том, что у нашего брата журналиста не принято извиняться за ошибки. Даже если суд обяжет, то так извинимся, что лучше бы промолчали – мол, мы назвали N. дураком и скотиной, так он не дурак и скотина, а совершенно наоборот… И сам ошибся в том же тексте: написал, что американцы на кубинской базе-тюрьме, где они содержат пленных афганских боевиков, скорей всего, не оскверняли Коран, это выдумки газетчиков, а оказалось – увы, оскверняли. Нехорошо. Приношу искренние извинения и коллегам-журналистам, на этот раз сообщившим всю правду, и моим читателям. Вообще, извиняться нелегко. Дело не в форме, слова-то любые произнести или написать можно, мы люди опытные, словам большого значения не придаем – дело в сущности: очень трудно менять свои мнения, представления о жизни, принимать иную точку зрения, до этого совершенно чуждую. Трудно тем более, что в обществе, особенно в нашем, способность к переосмыслению своей позиции уважением не пользуется. С давних революционных времен у нас одобряются и даже почитаются твердокаменные убеждения, узость и ограниченность отождествляются с принципиальностью, а подвижность мышления и критическое отношение к себе – с беспринципным оппортунизмом, которого генетически боимся, как огня. Один из самых показательных примеров нашей, особенно характерной для интеллигенции непоколебимости – отношение к Соединенным Штатам Америки. Отношение это формировалось в коммунистические времена, когда диссидентски или полудиссидентски настроенные круги советского общества смотрели на США как на главного оппонента нашего уродливого и бесчеловечного политического строя. Противостояние Восток-Запад тогда для нас – а я, естественно, и сам был ожесточенным, непримиримым противником коммунизма, да и остаюсь им – воплощалось в противоборстве СССР-США, и не нужно объяснять, за какую сторону мы болели в этом нескончаемом матче. Мы не обращали внимания на то, что казалось нам мало существенным – на поддержку американской властью многих тиранических режимов, на готовность ее идти на сделки даже с Советским Союзом ради тактических целей, на политический цинизм и высокомерие. Мы были против советского строя – и, значит, фактически против СССР. Я очень хорошо помню, как наша компания молодых антисоветчиков болела за чехословацкую команду, выигрывавшую у советской в хоккей – шла зима шестьдесят девятого года, и мы радовались победе чехов, как реваншу за август шестьдесят восьмого… Я помню, как в споре с отцом, никак не находившим в себе сил понять мою логику, я крикнул: «Никогда я не поставлю ЦРУ на одну доску с КГБ, потому что за ЦРУ не числится ГУЛАГ!» Перестроечные времена только усилили эти настроения. И вот прошли, как пишут в романах, годы. Нет – и, уверен, никогда уже не будет – той советской власти, с тотальным контролем частной жизни, с парткомами и выездными комиссиями, с дефицитом и всеобщим лицемерием, с не знающей исключений и параноидально подозрительной цензурой, с полной милитаризацией отечественной экономики и поддержкой террористов по всему миру… А Америка есть – и обнаружилось, что это совсем не та страна, которую мы так любили за ее свободу, уважение к человеку, за ее нажитое трудом и умом богатство, за ее вольную культуру. Потеряв безусловно отвратительного врага в виде советского коммунизма, Америка стала суетливо искать других врагов, и они быстро нашлись. Сначала это были все те же террористы, и казалось, что все правильно и справедливо, это наши общие враги, теперь мы вместе. Но постепенно стала проясняться истинная ситуация: Россия, пусть и не коммунистическая, никак не нужна Америке в качестве друга или хотя бы постоянного союзника, идеологическое согласие – не главное, наступательная геополитика важнее. И я стал ловить себя на детском, наивном внутреннем диалоге с Соединенными Штатами: «Ну, чего же вы еще хотите? Нет соцлагеря, нет угрожающего западному миру Варшавского договора, ничего нет – есть только Россия, кое-как пытающаяся справиться со своими внутренними или, в крайнем случае, приграничными проблемами и вовсе никому не опасная… Почему же такая вражда?!» Но на эти глупые вопросы я регулярно получал твердые политические ответы – влияние России надо нейтрализовать на Балканах, в Прибалтике, в Грузии, на Украине, в Средней Азии… России надо противостоять… Россию надо сдерживать… Будто речь идет не о партнере по «Большой Восьмерке», а о прежней «империи зла», которую необходимо было окружать базами ради охраны западной цивилизации. Жизнерадостный американский президент сулит продолжение разноцветных революций вокруг России и прямо связывает их не только с «распространением демократии», но и с давлением на русских, которых надо таким образом подтолкнуть к внутренним переменам в желательном для США направлении. Нас по-прежнему учат свободу любить, как Северную Корею или Кубу, лишь время от времени вспоминая о том, что Советов уже нет, и снисходительно отмечая, что «в целом Россия идет по демократическому пути». А интеллигенция наша, во всяком случае, наиболее непримиримо либеральная ее часть, по-прежнему зачарованно смотрит на Америку и повторяет, как в семидесятые: «Цивилизованный мир нас осуждает… Америка критикует…» Не замечая, что нынешняя Америка оголтелой политкорректности и ограничения гражданских свобод, экспорта демократии и выборочной борьбы с терроризмом, воюющая с педофилами так, как некогда с коммунистическими агентами, и культивирующая внутри себя доносительство, превосходящее советское – это, как уже сказано, совсем другая страна, чем та, которую мы так любили в молодости. Другая Россия, другая Америка – а наши инакомыслящие остались теми же, мыслящими инако лишь потому, что просто мыслить не научились. Не способными признать, что в новой реальности пришло время извиниться перед своими за то, что слишком доверяешь чужим. Я же хочу извиниться перед Америкой. Извини, Америка, любовь прошла. Я любил джаз, Фолкнера, вестерны, Керуака, джинсы, Кеннеди… Многого из этого больше нет, а то, что есть, перестало быть приметами собственно Америки. То же, что есть Америка нынешняя, я любить не могу. Есть просто очень большая и мощная страна, довольно откровенно лезущая в чужие дела только потому, что другие слабее, и только ради того, чтобы эти слабые не становились сильнее. Раньше я был на твоей стороне, Америка, потому что хотел добра России – то есть, хотел, чтобы коммунистическая напасть кончилась. И в Америке я видел тогда силу, которая поможет нам справиться с этим кошмаром. Теперь я вижу, что Америка не за лучшую Россию, а против всякой. Мы их заботим только как потенциальные соперники, и это не то соперничество, в котором упавшему помогают подняться на ноги. Мы разошлись – прости, Америка. image http://www.rian.ru/authors/20050609/404986...

Наверх страницы

Отели в Италии